«Я могу только отвечать за себя», сказал я; а барыня отвечала, что она едет в Амиен.

— Мы там обедали вчера, — сказал простой путешественник.

— «Вы проедете через город по дороге в Париж», прибавил другой. — Я готов уже был принести ему всю признательность за наставление, что Амиен по дороге к Парижу, но, вынув маленькую роговую табакерку бедного монаха, чтобы понюхать, я им спокойно поклонился, пожелав хорошего переезда в Дувр. Они нас оставили одних.

— «Что за беда», сказал я сам себе: «ежели я попрошу эту несчастную барыню принять место в моей карете. И какое может воспоследовать от этого несчастие?»

Все подлые страсти и дурные наклонности подняли тревогу, когда я выразил это предложение: — «Это заставит вас иметь третью лошадь», сказала скупость, «значит, из кармана двадцать ливров». — «Вы не знаете, кто она такая», сказала недоверчивость. «И мало ли какие могут из этого дела выдти неприятности», сказала подлость. — «Вы можете быть уверены, Иорик», сказала предусмотрительность:; «скажут, что вы едете с любовницей, с которой нарочно съехались в Кале». — «После этого вам нельзя будет лица на свет показать», сказало лицемерие; «и вы никогда не возвыситесь в церковных степенях», говорило малодушие; «а останетесь навсегда ничтожным пастором», говорила гордость. —

«Это дело учтивости», говорил я; но так как я действую всегда по первому впечатлению и редко слушаю все эти толки, которые только служат к тому, чтобы портить сердце и делать его черствым, я тотчас повернулся к барыне. —

Но она незамѣтно удалилась отъ меня и сдѣлала уже десять или двѣнадцать шаговъ по улицѣ въ то время, какъ разбиралось ея дѣло и какъ я рѣшался; и такъ я пошелъ скоро за нею, чтобы сдѣлать ей предложеніе наилучшимъ образомъ, но, замѣтивъ, что она ходила, приложивъ ладонь къ щекѣ, тихими и коротко-мѣрными шагами задумчивости, опустивъ притомъ глаза внизъ, я предположилъ, что она обдумывала тотъ же самый предметъ. — «Боже, помоги ей», сказалъ я: «вѣрно у ней есть свекровь или какая нибудь тетушка-тартюфъ, или какая нибудь набожная старушка, съ которой она хочетъ посовѣтоваться въ этомъ случаѣ столько же, сколько и со мною»; не желая прерывать этотъ процессъ и полагая, что будетъ учтивѣе приступить къ этому дѣлу съ умѣренностью, чѣмъ съ поспѣшностью, я обернулся и сдѣлалъ нѣсколько шаговъ передъ дверью сарая, въ то время, какъ она ходила, разсуждая съ своей стороны. —

При первом взгляде на эту барыню решив в своем воображении, что она была одно из превосходнейших существ в этом мире, и потом выведя вторую аксиому, столько же неоспоримую, как и первую, что она была вдова и носила на себе отпечаток печали, я не пошел далее, а остановился на том предположении, которое мне нравилось; и ежели бы она пробыла со мною до полночи, я бы остался верен своей системе и продолжал бы смотреть на нее сообразно с этой общей идеей. —

Но только что она отошла шаговъ на двадцать отъ меня, мнѣ почему то стало желательно узнать о ней подробнѣе — я представилъ себѣ долгую разлуку — можетъ случиться, что я больше не увижу ее — сердце старается удержать, что можетъ; и я искалъ средства найдти ее, ежели бы потерялъ. Однимъ словомъ, я желалъ узнать: ея имя, фамилію и положеніе въ свѣтѣ; и такъ какъ я зналъ, куда она ѣдетъ, я желалъ знать, откуда она; но не было средствъ дойдти до этихъ свѣдѣній; тысяча мелкихъ деликатностей препятствовали этому. Я составлялъ; двадцать различных планов, но не было возможно спросить у нее прямо — этого нельзя было сделать. —

Маленькой Французской довольно благовидный капитан, который припрыгивая шел по улице, доказал мне, что сделать это было очень легко. Находясь между нами именно в то время, как барыня возвращалась назад к двери сарая, он отрекомендовался мне и прежде чем даже это хорошенько сделал, попросил меня, чтобы я сделал ему честь представить его этой барыне.

«Я сам еще не был представлен».

Тотчасъ же, повернувшись также ловко къ ней, онъ спросилъ у нея, не изъ Парижа ли она ѣдетъ?

«Нет, но я еду по этой дороге», отвечала она.

«Vous n’êtes pas de Londres?»184 184 [Вы не из Лондона?]

Она отвечала, что нет.