Не успел он сказать этого, как Никита ужеповыкидал солому, влез в сани и, скорчившись, лицом вниз, лежалв них головой под сиденьем. — Вас Василий Андреич лег сверх негоголовой к задку, и ногами упершись в головашки.

— Ты солому-то себе на ноги положи, да дугойприкрой, — проговорил снизу голос Никиты, и после этого Никитане сказал уже ни одного слова и заснул.

Вас Василию А Андреич у было сначала жарко, потомему стало продувать левый бок, потом он весь озяб, хотелзакутаться, но ему не хотелось двигаться. Снизу только ему былотепло. — На нем всё больше и больше насыпалось снегу, ончувствовал его особенно на воротнике. Мухорт Мухортый нет-нет дергализ-под его ног солому и ржал. Ветер всё так же упорно, безостановочно свистел.

В голове его проходили воспоминания сделанных дели заботы о тех, к которые теперь делались. Нагульный скот былпродан хорошо, только в долг. Как бы не затянул платежа. Землюснять опять надо во-время, мужики уж просили. Только бы эту рощуне упустить, а то деньги без дела останутся. Опять ржет. Старикнебось заснул. Тоже торгуют, — вспомнил он про рассказы зятя. —Если уже вести дело, так вести порядком, два кабака снял, атеперь на Сергеевском сниму, тогда можно свой склад завести. Эх, левый бок продуло. Да куда денешься. Так-то, Егор сказывал, ониночь в поле проночевали. Так тех снегом засыпало. В снегу тепло. Тепло, да не больно. По 17 пудов в круг валухи вышли, значит, по28 р. наживу. Оттого должно холодно, что высоко место, сдувает. Надо бы перелезть. Вишь тот чорт храпит подо мной. Известно, праздник, нельзя. И он вспомнил, как жена потребовала нарасходы. Ну, да этих баб слушать. Эх, пробирает бок. Заснутьнадо. И он забылся.

Долго ли, коротко было, он не знал, но вдруг онпроснулся с ужасом в сердце. Сердце колотилось так, что онслышал его. Его рванул кто-то за тулуп. Он открыл глаза. Та жебелая муть, толькосветлее и страшнее, снег свистит в лицо и режет его. И Мухортыйстоит, дрожит всеми ногами и худой-худой, как одер, или это неон. Где я? Да и холодно же. Надо встать. А то плохо. Ну, Вася, вставать! Не робей. Он хотел сдвинуться, но ноги его недвигались. Да и не было ног. Хотел подняться на руки, и рук небыло, точно он отлежал их. Хотел погнуть спину, и спины нет. —Он замер, не дышал и спрашивал себя: что это? Неужели? Онрванулся. Но не сдвинулся с места. А, так вот это что? — сказалон себе. — Смерть. За что? Матушки родимые, за что? Как жебыков-то? И роща? И зачем быки? Зачем роща? Милые мои. Что жеэто? — Ему захотелось плакать. Он не заплакал, но ему былонежно, умильно. — Милые мои голубчики, что же это? И вдруг емустало светло, радостно. Он поднялся над всем миром. Все этибыки, заботы показались так жалки, ничтожны. Он узнал себя, узнал в себе что-то такое высокое, чего он в 40 лет ни разу *** не чувствовал *** в себе. Слава богу, и мне тоже, и я не пропал, подумал он. И что-то совсем другое, такое, чего и назватьнельзя, сошло на него, и он вошел в него, и кончилось старое, дурное, жалкое и началось новое, светлое, высокое и важное.

— Говорил я тебе, что не руби сбоку, а преждезатеши, а потом подрубишь, она и пойдет промеж берез, а теперьчто — села на сучки, — говорил себе во сне Никита, — и давит. Вишь ты, всю поясницу раздавило, как льдом холодит. — Так вполусне чувствовал и думал Никита. — Да будет, — говорит онкаким-то товарищам, к которые навалили ему на спину холодноедерево. Но дерево всё холоднее давило его — и вдруг стукнулочто-то, и он проснулся. — Братцы, где ж я? — И он вдруг вспомнилвсё. Холодное дерево, это б был хозяин, лежавший на нем.

— Андреич, а Андр Андреич ! — заговорил он, вылезая иподнимая его спиной, но Андр Андреич не отзывался, и от него, отего ног, брюха, веяло холодом. Никита рванулся и встал, Андреичкак чурбан отвалился на снег, кот который нанесло выше саней. Былосветло, снег мело всё так же, но сверху как будто было меньше, Мухорт Мухортый по брюхо в снегу стоял всё так же, глаза выперли, ихудая шея вытянулась и закостенела. Никита вылез из саней, огляделся и в 100 саженях увидал, что чернеется, и пошел туда. Это была деревня.

ВАРИАНТЫ РУКОПИСНЫХ РЕДАКЦИЙ

№ 1 (рук. № 3).

Никита был мужик из дальней деревни, уже лет за50, коренастый, широкий, но, очевидно, от нужды и работынедоросший, и очень сильный. Он всю свою жизнь прожил в людях.

Домау него была только жена с ребятами, обрабатывавшая свой наделнаймом и всегда нуждавшаяся, п потому ч что Никита частозапивал и пропивал всё, что мог. Когда Никита не пил, это былсамый смирный, добрый, веселый, работящий и искусный на всякуюработу человек. Когда он жил дома, что с ним случалось редко, жена помыкала им, как хотела, но зато когда он напивался, оннаверстывал всё свое смирение, особенно перед женой. Уженесколько раз случалось, что он, напившись пьян дома, разламывал женины сундуки, доставал из них самые дорогие еенаряды и на обрубке, на кот котором рубят дрова, топором делализ этих нарядов окрошку. Теперь уже он давно не жил дома, меняя разные места. Везде его любили, но везде он портил себесвоим запоем. Только Вас Василий Андр Андреич умел ладить с ним. Онне давал ему денег, а прямо отсылал жене. Когда же Никитазагуливал, Вас Василий Андр Андреич терпеливо сносил его буйства.

№ 2 (рук. № 9).

Он всю свою жизнь прожил в людях. Жил онпрежде до железной дороги в ямщиках, потом жил в кучерах и вдворниках.

Никита был человек смирный, добродушный, ловкийна работу,57 с молоду попал в ямщики и отвыкот ноне любивший тяжелой мужицкой работы и потому всю жизньпроживший в людях.