— Микит, — крикнул он в ту же минуту, вспоминая, как Никита, прикрытый дерюжкой, кричал ему что-то. И ему совестно стало. И тут, взглянув в сани, В Василий А Андреич увидал, что в середине их что-то бугрилось инаполняло их. Ведь это он. Жив ли еще. И Вас Василий Андр Андреич опять позвал Никиту, потрогивая его рукой. Он прислушался. Никита дышал. Никита, откликнись. Вдруг Никитина голова, разворачивая снег, поднялась у передка из саней. Дерюжкависела на шапке, шапка сбилась наперед. Никита поднялся наодном локте и странно нагнулся, махая перед своим лицомсвободной рукой, точно он обмахивал мух, заговорил, шамкая ине выговаривая согласных: Помираю я, Андреич. Конец пришел. Зажитое старухе не давай, малому отдай. Ну да бог с ней. Прости Христа аи, — пробурчал он, спустил локоть, уронилголову и повалился в расшевеленный снег.

№ 28 (рук. № 9).

В Василий А Андреич стоял, смотрел, слушал ичуял, как нижняя скула его плясала: вавававава, и не могудержать ее. Погоди, я на тебя лягу, сказал он себе70 Я-то жив, да и в шубах. А человекпомирает. И ему вдруг жалко стало Никиту, вспоминая, как он не дал емуверетья. И ему так захотелось спасти, согреть Никиту, что он не думални и обеими руками выгреб снег из саней, расправил шубу и легживотом на Никиту, покрывая его своим телом.

№ 29 (рук. № 5).

Довольно долго пролежал он так молча, стараясьуспокоиться и вытирая с воротника иней. — Что, Никита, теплеетак, — сказал он наконец. — То же, — отвечал Никита. —Согреваться стал. — Пропал было я, Микита, — сказал В Василий А Андреич , — совсем отбился было от саней. И я бы замерз, да иты бы пропал. А теперь отогреешься, бог даст. Что, как? — Ровно напечи, — сказал Никита и вслед за этим стал дышать так, какдышат спящие люди.

№ 30 (рук. № 10).

В Василий А Андреич подбежал к саням исхватился за них, тяжело и быстро дыша и отыскивая глазамиНикиту. На прежнем месте Никиты не было, и В Василий А Андреич было испугался, думая, что он также ушел, но тотчас же увидал, что в санях лежало что-то занесенное уже снегом, и догадался, что это б был Никита. — Никита, жив? Никита пробурчал что-тонепонятное. Ну, слава богу, подумал В Василий А Андреич , жив. Страх его совершенно прошел теперь, и если он боялся теперьчего, то только этого самого страха, того ужасного состояниястраха, к которое он испытал на лошади и в особенности тогда, когда один остался в сугробе. — Надо было во что бы то нистало не допустить до себя этот страх, а чтобы не допуститьего, надо было не думать о себе, надо было думать о чем-нибудьдругом. Надо было делать что-нибудь. Первое дело, к которое представилось ему, было то, чтобы выпростать ногу лошади. Онпошел и сделал это. Но выпростав ногу, он заметил, чтоверетье, к которым была покрыта лошадь, сбилось совсем на однусторону. Он поправил и это. И вспомнил, что Никита кричал емучто-то о веретье, когда он отъезжал. Он живо вспомнил проНикиту и решил покрыть и отогреть его. Он привязал лошадь настарое место и подошел к саням, раздумывая о том, как емуразместиться с Никитой. Вдвоем ни за что не усядешься, думалон. Ну я хоть на корточки сяду, прикрою его шубой, думал В Василий А Андреич . — Подвинься, дай место, я сяду. Тебетеплее будет, — сказал он, выгребая снег из саней и толкая Ник Никиту . — Подвинься — говорю. В санях зашевелилось, Никита сбольшим усилием оперся на локоть и поднял голову. Снахлобученной шапки и с дерюжки сыпался развороченный снег. —Помираю я, Андреич. Конец пришел..., — проговорил Никита, струдом выговаривая согласные, и остановился отдыхая и как-тостранно, точно обмахивая мух, замахал рукой перед носом. —Прости Христа аи, — сказал он, — конец мой, — спустил локоть, уронил голову и повалился в расшевеленный снег.

— Погоди ж ты, я на тебя лягу, я тебя угрею, —сказал себе В Василий А Андреич и обеими руками выгреб снег изсаней, расправил шубу и лег животом на Никиту, покрывая егосвоим телом и подтыкая с обеих сторон полы шубы под Никиту. Страха он теперь не испытывал никакого. Он думал только о том, как бы отогреть Никиту.

— Ну что, Никита, потеплее стало? — сказал он, полежав так несколько времени.

Никита вздохнул.

— Пропал было я, Микита,— сказал В Василий А Андреич ,— совсем отбился было от саней. И я бы замерз, и тыбы пропал.

Атеперь отогреемся, бог даст. Потому если... Но дальше В Василий А Андреич не мог говорить, п потому ч что совершеннонеожиданно нижняя челюсть его быстро запрыгала, он выговорилтолько: вававава! и в то же время глаза его наполнилисьслезами. Довольно долго он глотал слезы и вытирал глаза о мехшубы. Наконец успокоился. Но только что спросил опять Никиту, что он? как опять задрожали скулы и глаза наполнились слезамии В Василий А Андреич замолк. Ему было тепло снизу от Никиты, тепло и сверху в спине и вороте от шубы, но ноги и руки егозябли, но он не замечал этого. Он перестал прислушиваться кметели, а слушал только под собой дыхание Никиты и непереставая радовался тому, что он согревается под ним.

№ 31 (рук. № 14).

Первое дело, которое представилось ему, былото, чтобы выпростать ногу лошади. И потому, как только оннемного отдышался, Василий Андреич подошел к Мухортому, выпростал ему ногу, оправил на нем веретье и сбившуюся шлею ипривязал опять к старому месту. Сделав это, Василий Андреичвынул дугу, отряхнул ее и, поставив ее выше, подтянул чресседельней оглобли, достал из саней соломы, подложил ееМухортому и, став задом к ветру, распустил шубу. Потом онвновь туго и низко, как он подтягивался, когда выходил излавки покупать с возов овес и гречу, затянулся кушаком, приготовляясь к деятельности. Но делать больше нечего было. Надо было устраиваться в санях и дожидаться света. Но как бытьс Никитой? Вдвоем не то что лечь, и не усядешься в маленькихсанках. И он решил поднять Никиту и стал будить его.

— Микит! А Микит! — крикнул он, выгребая снегиз саней и толкая Никиту. Поднимись-ка. Поднимись говорю. Никита не откликался и не шевелился. Василий Андреич решилприподнять его и для этого привычным, бодрым движением засучилрукава шубы. Но только что он хотел взяться за Никиту, как всанях зашевелилось, и из-под снега, которым она была засыпана, поднялась голова Никиты. Очевидно, с большим усилием онприподнялся и оперся на локоть. С нахлобученной шапки и сдерюжки сыпался развороченный снег, лицо его было опущенокнизу. Он бормотал что-то, повторяя одно и то же, и как-тостранно, точно отгоняя мух, махал перед носом рукой.