Баскачиха287 не оставила этого дела взахалась, да уж поздно послала письма брату,288 крестному отцу Апраксину, приходившемуся ей родным, чтоб выручать сына, да ничего не могла сделать и сама поехала к Царю в Москву, не застала Царя и поехала в Петербург. Но в хлопотах о сыне, она не забыла и выместить Вяземскому за его услугу. С своим любезным поповичем, подъячим Скрыниным, она написала на него донос, вывела на свет такие дела Вяземского, что запутала его в деле, которое велось тогда об обер-фискале Нестерове, а как только Вяземской попал под суд, то уже ему целым нельзя было оттуда выбраться. Как в шестерню подолом попал. Вяземского вызвали в Петербург и посадили в тюрьму, да не в крепость, где сидел Иван Горчаков, а в Преображенский приказ.289 Баскачиха выехала от себя после Святой, но покуда доехала до Москвы, пока в Москве погостила, поездила по своим милостивцам, пока доехала в Петербург, опять Государь уехал в море с кораблями, так что только в Сентябре в самое то время, когда был большой маскарад и праздновали мир с Швецией, ей удалось добраться до Государя. В первый раз ей удалось видеть Государя 3-го числа в саду у Князя Меньшикова, куда ее провел сын крестный Федор Матвеевич Апраксин. Она и въехала прямо в дом Апраксина со всеми людьми и у него и стояла. Она одарила всех людей Апраксина. Деньщику его, Савоське, подарила 10 рублей, любезной его Матрене Марковне подарила шапку и деревенские гостинцы, меду 5 пудов.... Федор Матвеич обещал ей сказать об ней Царю 2-го числа, когда Царь был у него со всеми гостями, да не успел и велел ей приезжать 3-го в сад Меньщикова с Матреной Марковной. Для представления этого Матрена Марковна нарядила Баскачиху по немецки, надела ей самару красную и парик завитой и башмаки немецкие с каблуками. В саду Менщикова Настасья Федоровна насмотрелась на все и Царя видела много раз вблизи, но не вышло ей ни разу подойти к нему. Да и Федор Матвеич велел ей сказать, чтобы не подходила, что Царь сердит, а еще б выждала.

Баскачиха выехала из дома в Іюле, пробыла в Москве н еделю и 3-го Сентября выехала в Петербург. Баскачиха ехала сама 12-я на 4 повозках, в которых были впряжены 14 лошадей. Спереди шол290 Не зачеркнуто: в рыдванъ крытый въ 6 лошадей. Въ рыдванѣ сидѣла она съ воспитанницей Ольгой (такъ звали ея 20 лѣтнюю дочь, прижитую ею послѣ брака отъ Скрынина), Савишна, ея дѣвка старшая и дѣвки. На запяткахъ стояли Алешка и Митька. Въ повозкѣ сзади ѣхалъ Скрынинъ съ291 Слово: с ошибочно повторено два раза. Кирилом, сзади ехали еще три девки тройкой, и на последней паре ехал повар с стряпкой блинницей Агафьей. Кроме этих людей ехал верховой казачек для посылок. С Красного Кабачка Баскачиха послала вперед Скрынина к Апраксину сказать, что она едет. Скрынин вернулся и сказал, что велено въезжать прямо на двор, что Графа дома нет, но что Графиня велела въезжать.292 Не зач.: На Выехав утром после завтрака из Красного Кабачка, в 11-м часу утра весь поезд Баскачинской въехал в Ямскую и по указаниям Скрынина, поехавшего вперед, выехал на новый прошпект. Баскачиха293 Не зач.: вста в это утро встала рано и сама вышла на двор и при себе велела обчистить лошадей, вымыть колеса и всем людям надеть новое платье. Сама она оделась в новое платье немецкое и на голову повязала шолковый красный платок. Рыдван хоть и пообтерся дорогой и потрескался, был хорошо деланный дома, колеса кованные новые, лошади, хоть и прошли дорогу большую, были хороши. Вещи уложи уложили , чище все прибрали и в параде въехали в Петербург. Княгиня Баскачиха не хотела ударить в грязь лицом и въезжала, как надо быть Княгине. — Но на самом Новом прешпекте, так назвал широкую улицу Скрынин, случилась беда. Верховой солдат в синем кафтане и красн..... налетел на переднюю повозку.

— Сворачивай, не велено! — кричал он.

И [1 неразобр.]

*№ 31.

156 лет тому назад в Царствование Петра I у крестьянина села Вяземского Чернского уезда родился ребенок — мальчик. — Мальчик этот родился 3-го Сентября после обеда в то время, как никого не было дома. Хозяин и отец Онисим Петров был в поле, доваживал последнюю рожь с своей матушкой Кириловной, а в доме оставались только две девочки — одна 7, а другая — 3 лет и брюхатая Марфа. Она хотела ехать с хозяином за снопами, да свекровь не велела ей, а приказала выбрать последнюю конаплю. —

Набравъ 9 снопочковъ, перевязавъ и сложивъ ихъ, Марѳа хотѣла еще брать, но только хотѣла согнуться, какъ почуяла, что ей нынче ужъ больше не работать. Дѣвчонки ея обѣ были съ нею, старшая тоже помогала, дергала замашки, а маленькая сидѣла на межѣ и забавлялась съ гороховой плетью.

— Дунька! А Дунька! — крикнула мать на старшую девочку, стараясь без стона выговорить слово, — возьми Машку на руки, да снеси в избу, а сама беги телят загони.

Пока Дунька убиралась съ Машкой и ея стручьями, Марфа зашла въ середину конапель, туда, гдѣ она знала была лежка (Скотина еще съ весны тамъ лежала.) и, съ трудомъ, пригнувшись, стала разгребать руками рыхлую, теплую и сырую сырую и от ночного дождя землю. Оправив лунку, она стала рожать, с трудом удерживая стоны, чтоб не слыхали соседки бабы, также бравшия конопли на соседнем загоне. —

Марфа мучалась недолго. Еще Дунька не прибежала назад с улицы, как уже в лунке лежал ребеночек и Марфа крестилась на восток, благодаря Бога за то, что он скоро простил ее.

— Матушка пресвятая Пятница, Батюшка ты мой Господи, Угоднички Божии, батюшки. Спаси помилуй, спаси помилуй, спаси помилуй! — проговорила она, радуясь за себя и за ребеночка, который копошился в лунке и кричал. Присев над ребенком, Марфа рассмотрела его и, увидав, что мальчик, еще раз привстала и еще перекрестилась. Потом она села тут же на землю, засучила узкие рукава рубашки до локтя, достала рукою конопельку, смяла ее между ногтей, отбила кострику, ссучила, послюнявила ниченку и, как она много раз видала, перевязала пупочек попучек раз и два, затянула и, проговорив «господи благослови», откусила его пальца на два повыше и подняла ребеночка, огладив со спинки его приставшую черную землю. Она хотела уж нести его в избу, но опять заломило заломила спину, она вспомнила о месте и, наступив на пуповину босой ногой, привстав, потянулась и вывела место. Теперь уже она положила ребенка на занавеску, поднялась с ним и босыми ногами закопала место в лунку.

— Ну Господи благослови! — и она, раздвигая плечом зеленую сверху и желтую снизу конопель, тяжело висевшую полным зерном, выбралась на тропинку и понесла свою прибыль через двор в избу. — Ребеночек кричал и соседка услыхала его, но теперь Марфа не боялась того, чтобы узнали люди, она радовалась. Когда она подошла к двору, она оглянулась на солнце. Оно уже заходило за ракиту.

— Ну теперь свекровь не будет корить — мужика родила, — подумала Марфа, — и Онисим мой Федорыч рад будет.

Проходя сенями, Марфа подхватила одной рукой мальчика, а другой захватила соломки свежей молотьбы, которая была принесена для постели, и, отворив избу, вошла в избу. Постелив соломки на лавку, Марфа положила на него сына, достала из чугуна воды, стростила ее с холодной в ведерке, и вымыла сына, потом достала из сундучка рубаху чистую и занавеску, и полотна старого, завернув в него мальчика с ногами, села на297 лавку рундук перед печью и стала кормить его. Покормив его, она заснула. Проснувшись, встала, приготовила ужинать и стала поджидать мужа и свекровь с поля. —