Как ни много горя было у старой Княгини от старшей дочери,205 переехавшей к ней с детьми и насилу согласившейся простить мужа и вернуться к нему, собиравшейся оставить мужа, этот предстоящий брак радовал ее, и мысль о том, чтобы он разошелся, пугала ее. Она ничего прямо не советовала дочери, не спрашивала ее, примет ли она или нет предложение, — она знала, что тут нельзя вмешиваться; но она боялась, что дочь, имевшая, как ей казалось, одно время чувство к206 Ордынцеву Левину и подававшая надежды, из чувства излишней честности не отказала Удашеву. Поэтому207 когда Алабин заехал после обеда к ним и сообщил о встрече с Ордынцевым и приглашении вечером она холодно встретила Ордынцева и почти не звала его. Когда она осталась одна с дочерью, Княгиня чуть не разразилась словами упреков и досады.

— Я очень, очень рада, — сказала Китти значительно. — Я очень рада, что он приехал. — И взглянула на мать, и потом, оставшись одна,208 После этого слова, очевидно по ошибке, не зачеркнутое: матери она сказала ей, успокаивая ее: — Я рада тому, что нынче все решится.

— Но как?

— Как? — сказала она задумавшись. — Я знаю как; но позвольте мне не сказать вам. Так страшно говорить про это.209 Против этих строк на полях написано и зачеркнуто: Как перед сражением.

Когда Ордынцев вошел в гостиную, в ней сидели старая Княгиня, Дарья Александровна, Алабин, Удашев и Китти с своим другом Графиней Нордстон. Ордынцев знал всех, кроме Удашева.

Он знал и круглый стол, и тон общего разговора и выражение лица Китти, то выражение210 тихаго взволнованнаго, но сдержаннаго счастія, которое было на ея лицѣ. При входѣ его она невольно покраснѣла, какъ 13 л[ѣтняя] дѣвочка, и съ улыбкой, которую онъ хорошо зналъ, ожидала, чтобы онъ поздорововался съ матерью и Графиней Нордстонъ, которая сидѣла ближе. Бывало, она съ той же улыбкой211 Против этой части абзаца на полях написано: Кити не знаетъ, кого выбрать. — Ордынцевъ силачъ оскорбленъ, безтактенъ. Удашевъ тихъ, слабъ физически и спокойно непоколебимъ. К[итти], М[ать] на сторонѣ Удашева, С Старикъ , Д[олли] и А[лабинъ] на сторонѣ Ордынцева. Уѣхалъ домой и плачетъ. «Я всѣмъ противенъ». Дома пристяжная отелилась. Приход Приходятъ луга наниматься. Разговоръ, что дома дѣлаютъ въ д деревнѣ Приходитъ старикъ от[ецъ]. Д Долли переѣзжаетъ. Онъ можетъ плакать всегда. ожидала, чтоб он кончил здорововаться, и эта улыбка, внушая согласие о том, что это нужно только для того, чтобы быть вместе, радовала его; теперь было тоже; но в то время как он здорововался с матерью, она сказала что что-то , нагнув свою прелестную голову к Удашеву. Этого слова было довольно, чтоб ему понять значение Удашева, и вместо размягченного состояния он вдруг почувствовал себя озлобленным весельем. В ту же минуту, хотя была неправда, что она знала, кого выберет до сих пор, она узнала, что это был Удашев, и ей жалко стало Ордынцева. Он был весел, развязен, и при представлении друг другу Удашев и Ордынцев поняли, что они враги, но маленький ростом, хотя и крепкий, Удашев стал утончен, учтив и презрителен, а силач Ордынцев неприлично и обидчиво озлоблен. Гостиная разделилась на два лагеря. На стороне Удашева была мать, сама Кити и Графиня Нордстон, на стороне Ордынцева только Китти, но скоро прибавился ему на помощь Алабин и старый Князь, и партия стала ровна.

Разговор был поднят матерью о деревенской жизни, и Ордынцев стал рассказывать, как он живет.

— Как можно жить, — говорила Графиня Нордстон, — в деревне одному, не понимаю.212 Рядом на полях написано:<Как только Ордынцев вошел в этот вечер к Щербацким, он с первых слов понял, что место его занято. Он принял на себя веселый, развязный тон, но глаза его, голубые, глубокие, имели растерянное выражение, и даже Кити было жалко его. Как приятно бывает женщине жалеть о несчастии человека, несчастии, сделанном ею самою. «Разумеется, Гагин ни в чем не виноват», подумал Ордынцев, и он был особенно любезен с ним. Он только был неловок, сам чувствовал это и потому становился еще более неловок.> Далее на полях написано: Мнѣ необходима красота Говорить по Русски. Парабола. Гипербола. Я 1-й ученикъ. А Аристократъ Удашевъ, но все забылъ. Впрочемъ, дамамъ скучно. Разговор о столиках и о деревенской жизни. «Я устраиваю жизнь для себя и других». Свысока смотрит на Графиню Нордстон. «Не могу видеть этот тон; презирая, снисходить до нас грешньих»,

— Стива рассказывал, что вы выставили прекрасную корову, — сказала Княгиня.

— Он, кажется, и не посмотрел на нее, — улыбаясь отвечал Ордынцев. И стараясь перевести разговор с себя на других: — Вы много танцовали эту зиму, Катерина Александровна?

— Да, какъ обыкновенно. Мама, — сказала она, указывая глазами на Удашева, но мама не замѣтила, и она сама должна была представить: — Князь Удашевъ А[лексѣй] В Васильевичъ , Ордынцевъ.

Удашев встал и с свойственным ему открытым добродушием, улыбаясь, крепко пожал руку Ордынцеву.

— Очень рад. Я слышал про вас много по гимнастике.

Ордынцев холодно, почти презрительно отнесся к Удашеву.

— Да, может быть, — и обратился к Графине Нордстон.