Короленко рассказывает, что письмо Л. Н. очень способствовало успеху и распространению его статьи о смертной казни и что благодаря этому письму статью его перевели на многие языки, и она даже послужила толчком к образованию в Германии общества «борьбы со смертной казнью».

Короленко, очевидно, нисколько не рисуясь своей скромностью, еще раз сказал:

— И все это, разумеется, благодаря письму Л. Н.

Владимир Григорьевич повел Короленко наверх, выбрать для него фотографии Л. H., а потом мы втроем — Короленко, Чертков и я — пошли в отдельную маленькую комнату наверху и рассказали Короленке приблизительно все, что делается в Ясной, чтобы он знал правду об этой истории. Короленко был совершенно поражен тем, что он услышал.

Вечером в Ясной я застал Л. Н. у себя. Он сидел в кресле, вытянув ноги и положив их на стул. Он читал что‑то. Я спросил его о здоровье.

— Нехорошо.

— Болит что‑нибудь?

— Нет, а так нехорошо: слаб очень. Должно быть, печень тоже нехороша. Что Владимир Григорьевич?

Я сказал.

— А Короленко мне очень понравился. Он очень милый, умный. Я с ним утром поговорил о религиозных вопросах. Он стоит на научной точке зрения, но он все‑таки понимает многое.

— Я читаю описание погрома с черносотенной, должно быть, точки зрения. Прислала какая‑то госпожа Крахотскова две книжечки — описание погрома — и суда. Вы посмотрите, а я почитаю — мне это интересно с известной точки зрения — и минут через десять приду к вам в шахматы играть.

Одна из книжек осталась у него, а другую я взял и вышел. Книжки были: «Погром» (из пережитого) и «Революционное время в России» (суд над крестьянами после погрома). Одна из книжек надписана автором: «Гениальному писателю» и т. д., а другая: «Саратовскому губернатору и гениальному премьер — министру». Очевидно, по ошибке одна из книг, предназначавшихся Л. H., попала Столыпину и наоборот — смешное qui pro quo (путаница).

Описание процесса ужасно: сплошная карикатура и противоречие действительности. Обыкновенно в таких делах на суде не дают слова сказать защите, а тут выходит совершенно наоборот.

Я читал в зале. Туда же пришли Софья Андреевна и Лев Львович. Софья Андреевна показывала расписку крестьян, получивших деньги Моода (они предпочли получить деньгами, по 5 р. 20 к. на двор). Софья Андреевна стала говорить, что богатство очень хорошо, так как богатые могут помогать бедным. Лев Львович заметил, что и они могли бы помогать, если бы Л. Н. не сделал такой «глупости» и не отдал разным Сытиным свои произведения. Разговор продолжался в этом же духе.

Когда на одно из замечаний Софьи Андреевны об экономических вопросах я начал что‑то возражать, Лев Львович воскликнул: