— Причина отсутствия больших писателей в том, что теперь такое переходное время, когда все качается, движется, когда нет ничего устойчивого, и потому трудно схватить что‑нибудь и запечатлеть в тип. Сколько нужно было времени, чтобы отлился такой тип, как гоголевский Петух. Ведь он, как дыня, налился!

— Нет, я думаю, что это неверно; всегда характеры людей движутся, и обыкновенные люди не замечают их подразделений, а художник умеет схватить типичные черты и помогает нам разобраться в характерах людей. И в этом большое значение художественной литературы.

— Недавно, — заметил Короленко, — один молодой критик сказал, что в ваших произведениях нет типов, что вы не создали таких типов, как Гоголь, Диккенс, но он видит в этом ваше преимущество. Это, положим, неверно. Типы у вас есть. Но тут есть доля справедливого. Вы умете схватить это движущееся в человеческой природе и запечатлеть его, а это самое трудное.

— Может быть, это и справедливо, но я думаю, что движение не может мешать: как в шахматы бесконечное разнообразие комбинаций, так и в жизни; и дело художника — схватить типичное. Если бы я был молод и писатель, я бы написал теперь эти типы. Мне теперь кажется это особенно ясным, так как я знаю, что уже не напишу, и потому передо мною не стоит эта огромная трудность осуществления своих намерений, а мечтать так легко…

— Отчего, Л. H.? Люди и до ста двадцати лет живут.

— Одному старику предложили купаться. Он сказал: «Я уж откупался». Так и я. Я уж откупался…

— Как знать?! Мне раз один старик рассказал легенду, как Христос с учениками ходил по земле. Они зашли ночевать к какому‑то старику. Шел дождь, а крыша у него в доме протекала. Они сказали старику: «Что ж ты крыши не починишь»? А он им ответил: «Зачем мне ее чинить, когда я через два дня помру»? И с тех пор Бог сделал так, что люди не знают часа своей смерти… Так и вы, Л. H., — смерть смертью, а крышу крыть надо.

Л. Н. улыбнулся и сказал:

— Да, это верно. Вы. знаете, я книжки с изречениями составляю — «Круг Чтения», «На каждый день», — так вот нынче я вписал одно изречение Карпентера о том, что человек должен делать свое дело, не думая о последствиях. Это подходит сюда.

Л. Н. встал и сказал:

— Одиннадцать часов, надо спать.

Все стали прощаться.

7 августа. Утром приехали к Чертковым Александра Львовна и Короленко. Я пошел туда. Александра Львовна рассказала, что Софья Андреевна так настроила Короленко, что он сначала не хотел ехать, но подали лошадь, и Александра Львовна уговорила его. Они едва успели уехать, так как Софья Андреевна уже собиралась выйти, а если бы она вышла, она бы удержала их.

У Чертковых шел сначала малозначительный общий разговор. Короленко сказал, что утром целый час гулял с Л. Н. и вынес превосходное впечатление от этой беседы:

— Я слыхал прежде, будто Л. Н. очень нетерпим к мнениям других людей, но из нашего разговора я убедился в том, что это неправда.