Все материалы
шкалик
Выпил шкалик; оно во всех жилках играет. И тулупа не надо. Иду, забывши горе.
Что это?сераль
Проехав аул, Шамиль въехал в большой двор, примыкавший к внутреннему, в котором находился сераль Шамиля.
Что это?Горбунчик, Журжинька, Зефироты и Пупок – как Толстой обращается к людям
Темно-серый
Нехлюдов слушал и почти не понимал того, что говорил старый благообразный человек, потому что всё внимание его было поглощено большой темно-серой многоногой вошью, которая ползла между волос по щеке благообразного каменщика.
Больше темно-серогоРыжий
Толпа раскрылась полукругом, все сняли шапки и открыли лысые, черные, рыжие и седые головы.
Больше рыжего«Жить уже положительно дешевле везде, чем в Москве»: письма Толстого из Европы
пря
Чего надо? Нельзя ли поговорить? Не о чем говорить. Мы православны. А я нет, так у нас с тобою пря.
Что это?Молочно-белый
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно-белый дымок.
Больше молочно-белогоботвинья
И по взгляду Алексея Кирилловича, как он оглядел стол, и как сделал знак головой дворецкому, и как предложил Дарье Александровне выбор между ботвиньей и супом, она поняла, что всё делается и поддерживается заботами самого хозяина.
Что это?Голубой
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами.
Больше голубого
30 октября (11 ноября) 1856 года
28 лет
Надо больше жить жизнью. Совершенства нет. Хорошо, ежели нет худа.
Читать дальше«Мечтаю о том, как уйду». Уход Толстого в его дневниках и письмах
Арест его есть очень печальное для него и его друзей, особенно для меня, печальное недоразумение
Право, вы были пчелой. О насекомых в творчестве Льва Толстого
закорки
— Ну, — говорит, — вставай, садись на закорки, снесу, коли уж идти не можешь.
Что это?Бело-лиловый
Темно-синее небо было совершенно чисто; только подошвы снеговых гор начинали одеваться бело-лиловыми облаками.
Больше бело-лилового
Уже 18-ть лет тому назад я по отношению к собственности поставил себя в такое положение, как будто я умер.
фанаберия
— Вам своя фанаберия дорогà, извиниться не хочется, — продолжал штаб-ротмистр, — а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает.
Что это?
То, что срок нашей земной жизни не в нашей власти и всякую секунду может быть оборван, всегда забывается нами.
