Я простился с ним и, выйдя на двор, не обращая внимания на монахов, выходивших из церкви и может быть удивлявшихся моей фигуре, в самом отрадном, самодовольном состоянии рысью побежал к извощику.

— «Что долго были, барин?» спросил меня извощик.

— «Разве долго, сказал я ему, мне показалась одна минута. А знаешь, зачем я ездил?»

— «Верно хоронить кого место покупали».

— «Нет, братец, сказал я, а знаешь, зачем я ездил?»

— «Не могу знать, барин».

— «Хочешь, я тебе расскажу?»

— «Скажите, барин».

Извощик со спины и затылка показался мне таким добрым, что, в назидание его, я решился рассказать ему причины моей поездки и чувства, которые я испытывал.

— «Вот видишь ли, сказал я, я вчера исповедывался и одного греха не сказал Священнику, a ведь ты знаешь, какой это грех. Так я теперь ездил исповедываться, и мне так хорошо теперь, так весело. Вот что значит». —

— «Так, с недоверчивостью сказал извощик, а у нас в деревне, вот что вам скажу, барин, как кто грех попу затаит, так он его оседлает да на колокольню на нем и едет».

Подъезжая к Москве, движение народа, рассказы извощика и влияние утра так развлекли меня, что я уже думал о том, как бы со мной случилось какое-нибудь приключение и, встретив перед самой 1 неразобр *** . незнакомку с детьми, думал, что это есть та самая брюнетка с родинкой *** о которой мечтал всегда, «а что, не остановиться *** ли и не предложить *** ли ей идти гулять вместе?» но само собой разумеется, что я раздумал, тем более, что, когда я увидал незнакомку спереди, я увидал, что она не брюнетка и без родинки. —

Вернувшись же домой, стыд просить денег уничтожил во мне последние следы прежнего чувства и мыслей. <Я оставил извощика за воротами и побежал к дворецкому. Два раза подходил к его комнате и отходил в нерешительности. (Я был уже должен синенькую). Наконец надо было выйдти из этого положения. Я решился:

— «Гаврило, дай мне, пожалуйста, до нового жалованья полтора рубля — очень нужно, я тебе отдам».

— «Ей Богу нету, сударь, последние были...»