Чуть только забрезжилось, я встал, оделся и вьшел на улицу. Не было еще ни одного извозчика, на которых я рассчитывал, чтобы скорее съездить и вернуться, только тянулись возы, и рабочие каменщики шли по тротуарам. Пройдя с полчаса, стали попадаться люди и женщины, шедшия с корзинами за провизией, бочки, едущия за водой, на перекрестке вышел калачник, отворилась булочная и около Кре..... попался калиберный извощик. Я обещал ему 2 рубли ассигнациями, все, что было у меня, чтобы он свез меня до Донского монастыря, но он требовал 3. Я тотчас же согласился, рассчитывая занять у Василья, когда мы вернемся. — Солнце уже поднялось довольно высоко, когда мы приехали, но в тени еще держался мороз. По всей дороге с шумом текли быстрые, мутные ручьи. Войдя в ограду, я спросил, где Отец Макарий, у молодого, красивого монаха, который, развязно размахивая 1 неразбор *** . , проходил в Церковь. Монах как-то недоброжелательно и подозрительно посмотрел на меня.

— «А на что вам Отца Макария?» спросил он сердито.

— «Нужно мне 2 неразбор *** . » робко проговорил я.

— «У заутрени верно, где больше? А может и в келье». — При виде этого монаха, не имеющего ничего общего со мной и никак не предполагавшего моих мыслей, предприятие мое самому мне показалось слишком смелым и несообразным, и я с неприятным чувством заметил свое забрызганное платье и наружность, вообще не подходящую ни к какому разряду людей, так что я никак не мог придумать, что обо мне думают монахи и за кого меня принимают. — Однако нерешительность моя продолжалась недолго, я направился к келье Отца Макария с тем, чтобы дожидаться его. На стук мой в двери какой-то криворукой старичок с седыми бровями вышел ко мне и, подозрительно осмотрев с ног до головы мою фигуру, спросил густым басом: «Кого вам надо?»

Была минута, что я хотел сказать «ничего» и без оглядки бежать домой; но тотчас же мне пришла мысль, что я преодолеваю великия препятствия, *** и увеличила во мне энергию. Я сказал, что мн по очень важному делу нужно видеть Отца Макария. Криворукий служка провел меня через чистенькия сени и переднюю по полотняному половику и оставил одного в маленькой, чистенькой комнатке, с шкапчиком, столиком, на котором лежало несколько старых церковных книг, стоичкой для образов, геранями на окнах и стенными часами, производящими равномерный и приятный стук, в опрятном и молчаливом уголке. Я перенесся совсем в другую жизнь, в другую сферу, вступив в эту комнату. Особенно слабые полузавядшия герани и старая нанковая ряса, висевшая на гвоздике, и, главное, чикание маятника много говорили мне про эту особенную безмятежную жизнь. На право маятник стучал громче, на лево — легче — тук-тик, тук-тик. С полчаса я один сидел в келье и слушал маятник. Из приятного этого состояния вывел меня приход Отца Макария.

— «Кто вы такой?» спросил он.

— «Я... я пришел, я вчера......»

— «Ах, да-с, сказал О Отец Макарий, вы кажется из дома Иртеньевых?»

Выражение из дома окончательно смутило меня, что я совершенно растерялся и чуть не до слез покраснел и сконфузился. Отец Макарий, как кажется, сжалился надо мной.

— «Что вам угодно-с, скажите», сказал он, садясь подле меня.

Когда я сказал ему свою просьбу, он долго, проницательно и строго смотрел, но потом подвел к стоичке и снова исповедывал. —

Когда он кончил, он положил мне обе руки на голову и сказал, как мне показалось, торжественно с слезами в голосе.

— «Да будет, сын мой, над тобой благословенье Отца Небесного, да сохранит он в тебе на веки веру, кротость и смирение. Аминь».

С минуту после того он молчал, и я ничего не смел говорить ему.

— «Прощайте-с, сказал он мне вдруг своим простым официальным голосом, поздравляю вас с духовным исцелением. — Передайте мое нижайшее почтение батюшке».