— Да зачем вам хочется?

— Мне хочется вас видеть на бале, гордиться вами. Одно можно бы мое бархатное перешить. Кружева отличные, венецианския.

Но когда она позвала их, Кити, оставшись одна с Анной, невольно с бала перешла на те признания, которые наполняли ее со вчерашнего дня и которые она чувствовала необходимость передать Анне.

— Мне этот бал очень важен.

— О, как хорошо ваше время! милый друг, — сказала Анна. — Помню и знаю этот синий туман. в роде того, который на горах в Швейцарии. Этот туман, который покрывает все в блаженное то время, когда вот-вот кончится молодость, и из этого огромного круга, счастливого, веселого, делается все уже и уже, и весело и жутко входить в эту амфиладу, хотя она и светлая и прекрасная.

— Да, да. Вы прошли через это. В этом одно бывает тяжело — это знаете что? — Кити засмеялась вперед тому, что она скажет, — это то, что надо выбирать одну шляпу, а их 2 и обе прекрасны, или даже одна прекрасная, другая тоже хорошая в своем роде, а надо только одну.

— Когда я бывала в девушках, я всегда бывала влюблена в двух сразу, я и виноград не люблю есть по одной ягодке, a непременно две сразу, — сказала она, так и делая.

— Да, но выдти нельзя за двух сразу.

— Когда мне было выходить замуж, у меня было очень определенно. Муж мой был такой особенный от всех.

— И у меня тоже. Ах, что я говорю!

— Я знаю, Стива мне кое-что сказал, и поздравляю вас, он мне очень нравится, — сказала Анна, чувствуя, что она краснеет, оттого что улыбки, которыми они обменялись, совсем не должны были быть, совсем не нужны были.

— Но кто же другая шляпка, которую тоже хотелось бы взять? Нет, без шуток, я знаю, как это грустно бывает, и грустно потому, что нужно сделать больно ему.

— Да, да, это242 Ордынцев Левин; это друг и товарищ брата Евгения покойника. Это очень, очень милый человек, но странный. Он давно уже ездил к нам, но он никогда ничего не говорил, и maman сердится, говорит, что ничего и не будет. Но мне кажется, что он думал и думает; но, знаете, он один из не тронь меня, гордый и от того до болезненности скромный.

— Что же он делает?

— И это тоже. Как она может понимать любовь, когда она жена Михаила Михайловича. Он ничего не делает. Нигде не кончил курс, но умен, поэтичен и музыкален, и пишет, и хозяин, и вечно то одно, то другое. Но он так мил и такая чистота в нем, а между прочим, вы знаете, как это чувствуется. Я чувствовала, что вчера все между нами кончилось, и он понял это. Я по крайней мере чувствую, что я могу быть за кем хотите замужем, но не за ним.