Кто‑то из докторов (кажется, Щуровский) сказал:
— Еще будет вздох.
И действительно, Л. Н. еще раз, сильнее прежнего, вздохнул, и все было кончено…
Я вышел в соседнюю комнату.
Мне на шею кинулся Душан Петрович и, крепко сжав мне руку, прошептал:
— Говори мне «ты».
Мы крепко поцеловались.
Я вышел в столовую.
Через окно в предрассветном сумраке я увидал Илью Львовича и довольно большую кучку народа, толпящуюся у дома, в ожидании вестей.
Я открыл форточку и сказал:
— Скончался.
Все сняли шапки. Было 6 часов 5 минут утра.
Я вернулся в комнату Л. Н.
Мы внесли туда другую кровать, перенесли на нее Л. H., подложили клеенку. Дмитрий Васильевич и Душан Петрович стали обмывать Л. Н. Потом мы его одели. Надели на него его серую блузу. Пояса не могли отыскать. Позже его нашли, но уже надевать не стали. Мне отдали его на память.
Одевши Л. H., мы перенесли его снова на ту кровать, на которой он скончался.
