Перед приходом Софьи Андреевны Владимир Григорьевич вышел из комнаты.
Когда Софья Андреевна встала и пошла к выходу, она заметила меня на диване и стала беспокойно спрашивать:
— Кто это?
Потом она приблизилась ко мне и направила на меня свой лорнет…
После ухода Софьи Андреевны доктора по инициативе Щуровского решили сделать еще попытку — вливание соляного раствора. Эта мучительная операция, во время которой Л. Н. тяжело стонал, не оказала никакого действия. Дыхание оставалось все таким же ужасным и пульс все слабел. Чтобы выяснить — в сознании ли Л. H., к глазам его поднесли свет. Душану Петровичу, который духовно ближе всех докторов был ко Л. H., предложили окликнуть его.
Душан Петрович взял стаканчик воды с вином и, подойдя ко Л. H., раза два довольно громко позвал его:
— Лев Николаевич! Лев Николаевич! — и потом, сказав: — Овлажните ваши уста, — дал ему с ложечки воды с вином.
Л. Н. проглотил. Сознание, значит, в нем было…
Я вышел на минутку из комнаты. Пройдя через соседнюю комнату, я заглянул в следующую — крайнюю. Там поперек комнаты стояла кровать, на которой сидел Д. В. Никитин и рыдал, как ребенок… Тут же в комнате были и другие: Александра Львовна, Варвара Михайловна, Чертков, Иван Иванович.
Всякие надежды кончились…
Я вернулся к Л. Н. и сел на прежнее место. Дыханье было все так же ужасно. В груди что‑то клокотало и хрипело, но вдыхать Л. Н. стал все менее и менее глубоко.
Часу в шестом Душан Петрович, войдя в комнату, постоял некоторое время, потом подошел ко мне и тихо мне сказал:
— Агония…
Немного погодя, в комнату вошли остальные. Ввели Софью Андреевну.
Дыханье становилось все поверхностнее, стало редеть. Софья Андреевна стала в головах Л. Н. и взяла руками его голову. Я взял его еще теплую руку. Дыханье стало прерываться. Остановилось…