Когда процессия проехала, Достоевские повели нас в музей Достоевского. Небольшая, восьмигранная очень светлая комнатка с шкапами книжными, с многими бюстами, портретами и рукописями, и вещами Достоевского. Такой веселый, чистый и хороший уголок отвели ему, и жена всё туда еще привозит и прибавляет писем, бумаг и проч.

Вернулись к завтраку домой. На дворе было тепло, солнышко выглядывало и пряталось. Лёва пришел, и мы ему всё рассказывали; но он иронически отнесся к нам и говорил, что важны не наши рассказы, а то, что в университете отказались от присяги, что была сходка на Девичьем Поле, и что арестовали более ста человек студентов, и на три дня закрыли университет. — А я в этом вижу не движение какое-нибудь, а просто полупьяные мальчишки бунтуют без причины. Коля Оболенский того же мнения.

В два часа я поехала по конке в Девичий монастырь. Я прочла в газетах, что во всех монастырях будут кормить бедных два дня обедами, и меня это заинтересовало. Подъехала я к монастырю, и, как всегда, на меня прежде всего весело повлияло то, что я увидала бесконечное пространство: — поля, реку, лес и простор. Пошла я от конки пешком к воротам монастыря. Вижу огромная толпа женщин самых разнообразных: с детьми грудными и маленькими, старухи, нищие, веселые и даже нарядные девки в красных шалях, другие в рубищах — верно толпа вроде той, которая ждет у ночлежных домов, но только одни женщины. Привратник впускает их в ворота человек около и даже более 200 за раз, считая их приблизительно. Сначала их впускали во двор монастыря, а потом уж в ту низкую, каменную церковь, где и шел обед. Меня спросили, кто я, и впустили даже с почётом; уж не думали ли они, что я прислана наблюдать. — Вот в низкой церкви накрыты были длинные, длинные столы с белыми скатертями; такие же длинные скамьи. С одной стороны стол для склада пирогов, хлеба, котлов с щами и чашек с киселем. Молодые монашки бегали с корзинами (как для белья) с хлебом и очень большими и прекрасными белыми пирогами с капустой. Всё чинно раздавали. Прежде всего ложки разносили. Перед обедом все вставали, и священник с хором монашенек читал заупокойные молитвы, «со святыми упокой» и «вечную память» государю Александру III. Мать-казначея разносила медные деньги и от игуменьи раздавала каждой женщине по 5 коп. Потом подавали пиво и мед, каждой подносили. Всё чинно, тихо, ни звука от этой большой толпы. Направо был отдельный стол только для детей. Там было веселей, и там особенно радовались киселю с молоком. — В углу молодая монахиня в этой тишине громко и отчетливо высоким сопрано читала «Житие» (кажется св. Исидора). Когда отходил обед, опять читали молитвы, все вставали и благодарили двух старых монахинь, которые каждую женщину целовали и приговаривали: «ну, сыты, ну, славу богу, ну бог с вами», и т. д. Женщины крестились, опять благодарили и уходили в ворота, а в другие впускалась следующая серия в 200 человек, и все спешили, толкались и лезли друг на друга в дверях. — Разговаривала я и с монахинями и одна, лет 50-ти, всё плакала, когда я ее о чем спрашивала и повторяла: «окаменело мое сердце, грехов много, ох, тяжкие у меня грехи; 30-ть лет молю, не отмолю никак, окаменело мое сердце!»

Вернулась домой к обеду, опять по конке;Суллержицкий Суллержицкий — Леопольд Антонович Сулержицкий (1872—1916), ученик школы живописи и ваяния, позднее режиссер, работал в МХАТ’е. Участник переселения духоборов с Кавказа, друг Толстых. О нем см. в сборнике Т. Л. Сухотиной-Толстой «Друзья и гости Ясной Поляны».пришел; опять я им и Лёве всё рассказывала. Суллера рассерженный за что-то на негоЛьвов Львов — директор Школы живописи кн. Алексей Евгеньевич Львов
Следующие два письма от 1 и 2 ноября не печатаются. исключил из училища. Там поднялось волнение, хотят бить и Львова, и стёкла, приходили к ним, т. nbsp; е. к ученикам Мясницкой школы, студенты, предлагали помощь в бунте. Я обещала Суллеру съездить завтра к Львову, похлопотать о нем и велела ему поспешить сообщить это его товарищам и остановить волнение. Суллер и сам не желает бунта и обещал остановить товарищей и ждать, что мне скажет Львов. Теперь многое зависит от моего дипломатического красноречия с Львовым. Придрались к Суллеру за то, что он произвольно фон переставил какой-то. Прощайте, пришел Миша Сухотин и Катерина Ивановна. У нас все здоровы, всё по-старому. Вас целую.

С. Толстая.

№ 315

1895 г. Января 6. Москва

Ни разу я еще не написала вам настоящего письма, милый друг Лёвочка, и очень была рада твоему, присланному с Михаилом Адамовичем. Жаль, что то́, на что ты надеялся, уезжая в Никольское, то и не удовлетворило тебя.Я говорю о твоем плане написать что-то, что ты задумал Я говорю о твоем плане написать что-то, что ты задумал. Толстой писал 2 или 3 января: «Мне очень хочется здесь написать нечто давно задуманное, но, видно, это не в нашей власти, и нынче я был дальше от возможности писанья, чем когда-нибудь». — Возможно, что речь идет о драме «И свет во тьме светит», к написанию которой Толстой фактически приступил в декабре 1895 г.. Теперь, может быть, это обошлось, и ты вдохновишься природой, новой обстановкой и симпатичными людьми. Как твое здоровье и Танино в эту оттепель? Боюсь, что на ваши желчные организмы она плохо влияет. Теперь о нас. Вчера утром меня разбудила часов в 8 няня, говоря: «Ваничка заболел». Сколько раз в жизни у меня болезненно обрывалось сердце при этих двух словах: Таничка, Илюша, Серёжа, Петя, Алёша, и пр. и пр.... заболел. Я очень хорошо и живо чувствую это наколоченное место в моем сердце, и к старости еще оно больнее стало. — Жар так был велик у Вани, что я не решилась мерить, а сразу послала, по совету даже Маши, за Филатовым. Он сейчас же понял, что это желудочное засорение, дал ему касторки, и к вечеру жар прошел, и сегодня он встал, только бледен немного. Я опять успокоилась. — У Лёвы и Маши сильнейший насморк, но Лёва не жалуется, напротив. Вчера приехал Илья с Андрюшей, который влюблен в Илью до смешного. Илья шумен, употребляет грубые слова, добродушен, и очень со мной ласков; но вчера говорили о денежных делах, он очень осуждал Серёжу, и вообще это тяжелые и неистощимые разговоры, которые не кончились и после раздела, и это очень тяжело. Жизнь они оба повели слишком широкую, и им придется плохо, это ясно видно.

Сегодня у нас обедали Ваня и Петя Раевские и Ваня Цингер. Шумели за обедом, разговаривая о благотворительности по поводу попечительства о бедных, вновь учрежденного в Москве. Я тоже получила приглашение участвовать в этом деле, но еще раздумываю, как к нему отнестись. — Приезжала вернувшаяся вчера из деревни Маня Рачинская, и грустила, что Таню не скоро увидит. Побыла не долго и уехала. Приезжала еще проведать Ваничку Маша Колокольцова, и так как Ваня был весел, а Маша с гриппом должна была сидеть дома, то я уговорила Машу Колокольцову ехать со мнойна ученическую выставку на ученическую выставку — в Школе живописи и ваяния., и мне было очень приятно и с ней, и на выставке. Нашла я ее плохой; из пейзажей лучшие две оттепели: №nbsp; 87 и 88-й, кажетсяЖуковского Жуковский — Станислав Юлианович Жуковский (р. 1873), в 1892—1898 гг. учился в Школе живописи; впоследствии профессор, пейзажист. . Еще не дурно — аллея старых деревьев и среди мокрая дорога; это я для Тани пишу. Из жанра хороши: две девушки — одна смотрит в открытое окно, и не дурён мужик столяр, и два монаха не дурно; но очень хорошего ничего нет. Портреты Тани мне показались тоже не дурны, хотя равной по ее силе есть женская, поднятая кверху головка брюнетки, не знаю чья. Карандашем ее самой — равного нет, и его замечают. Вчера Филатов мне хвалил и удивлялся сходству; и он, и кн. Львов мне говорили, что её все хвалят. — Получила приглашение от Глебовой на завтрашний вечер танцовальный для детей. Очень жаль, что Ваничка оплошал; они все праздники не веселились, и их жаль. Я знаю, что и ты, и все вы против веселья. Но я убеждена, что без смены труда с весельем жить не хорошо. И без того и без другого жизнь не полна.

Машу мне нынче было жаль. Она нервна и беспокойна в присутствии П[ети], и вместе с тем ей как будто хочется общаться с ним. Ваня всё расспрашивал почему-то о Вере Кузминской.

Без вас мне не особенно скучно, я рада, что вам хорошо, что хоть вы наслаждаетесь тем, что я теперь к старости стала так любить — природой. А кроме того отсутствие забот всяких, общество милых людей — все это так хорошо.

Ваничка подошел, велел вас целовать и кланяться. И я вас целую с Таней, и теперьнапишу следующий раз открытое, в телефон напишу [...] открытое, в телефон. С Никольским-Обольяновым можно было сноситься открытыми письмами на ближайшую жел. -дор. станцию, откуда содержание передавалось по телефону в имение. .

6 января

1895 г.