Все материалы
Встал в 11. Хотел писать, не шло.
Письмо ваше тронуло мое сердце. Оно дышит любовью. А в этом всё, и живу я только этим одним желанием: увеличивать и взращать в себе любовь к богу и ближнему
Чувствую неповоротливость старости
Мне ужасно совестно и досадно, что я затерял две ваши рукописи. Пожалуйста простите меня.
Ничего не работается. Живу радостно.
Я сужу по себе, мне грустно без тебя, и потому кажется, что и всем тоже. Да оно так и есть.
Недаром Герцен говорил о том, как ужасен бы был Чингис-Хан с телеграфами, с железными дорогами, журналистикой. У нас это самое совершилось теперь.
Вам верно много икалось, дорогой Афанасий Афанасьич, после того как мы с вами расстались.
Всё не пишу — нет потребности такой, которая притиснула бы к столу, а нарочно не могу.
Контраст между роскошью роскошествующих и нищетой бедствующих всё увеличивается, и так продолжаться не может.
Я не люблю писать жалостливо, но я 45 лет живу на свете и ничего подобного не видал.
Знать, что было и будет, и даже то, что есть, мы не можем, но знать, что мы должны делать, это мы не только можем, но всегда знаем, и это одно нам нужно.
У вас незаметно ни малейшего признака писательского дарования, и я советовал бы вам не заниматься этим.
Арест его есть очень печальное для него и его друзей, особенно для меня, печальное недоразумение
Помогай нам бог утверждаться в той истине, какая открылась вам и какая, как я по опыту знаю, дает лучшее ненарушимое благо.
Очень хорошо. Я себя давно так умственно и физич[ески] хорошо, бодро не чувствовал.
Недавно я прочел в одной английской газете очень верное рассуждение об историческом ходе лечений.
Чтение газет и романов есть нечто вроде табаку – средство забвения.
Много думал, но ничего не делал.
Не помню, писал ли я в последнем, что в ваших словах о работах моих в поле и ваших за книгами есть нотка упрека.
Не усиливайте своей привязанности друг к другу, но всеми силами усиливайте осторожность в отношениях, чуткость, чтоб не было столкновений.
