Все материалы
Я вам бог знает что написал из Москвы, дорогой Николай Николаевич, и теперь меня мучает за это совесть.
Устал я очень, милые друзья, и потому не осуждайте письмо.
Ничего не пишу, занимаюсь Конфуцием, и очень хорошо. Черпаю духовную силу.
Встал поздно, порубил. Очень хорошо работалось.
Ваша догадка неверна: не ближайшее окружающее ввело меня в соблазн желания смерти, а общее безумие и самогубительство жизни
Встал очень рано.
Все ушли спать. Я сидел один тихо. И хорошо.
Теперь лето и прелестное лето, и я, как обыкновенно, ошалеваю от радости плотской жизни и забываю свою работу.
Делаю пасьянсы — вроде сумашествия. Читал.
Не помню, писал ли я в последнем, что в ваших словах о работах моих в поле и ваших за книгами есть нотка упрека.
Радуюсь вашей радости, милые дорогие друзья, очень, очень радуюсь.
Ежели можно раньше приехать, то приеду, потому что только с тобой, детьми я дома и человек
Я сужу по себе, мне грустно без тебя, и потому кажется, что и всем тоже. Да оно так и есть.
Все дни живу бесцветно, но прозрачно, всех люблю естественно, без усилия.
У Фета вечер очень приятно.
Я шил сапоги.
Жаль, что тебя нет, особенно теперь, когда, как мне кажется, начнется хорошая погода, которую я жду в октябре.
Контраст между роскошью роскошествующих и нищетой бедствующих всё увеличивается, и так продолжаться не может.
Пишу Вам не как министру, не как сыну моего друга, пишу Вам как брату, как человеку
Эстетика есть выражение этики, т. е. по-русски: искусство выражает те чувства, которые испытывает художник. Если чувства хорошие, высокие, то и искусство будет хорошее, высокое и наоборот.
Чувствую неповоротливость старости
