Все материалы
Недавно я прочел в одной английской газете очень верное рассуждение об историческом ходе лечений.
Живу совершенно беспечно, не принуждая и не останавливая себя ни в чем: хожу на охоту, слушаю, наблюдаю, спорю.
Я перебесился и постарел.
Встал в 11. Хотел писать, не шло.
Ваша догадка неверна: не ближайшее окружающее ввело меня в соблазн желания смерти, а общее безумие и самогубительство жизни
Если бы Таня спросила меня, выходить ли ей замуж, я сказал бы: да. А М спросила бы, я сказал бы — лучше нет, если она сама не чувствует в этом необходимости.
Посылаю вам молитву, которую люблю повторять, когда свертываешься и чтобы не свертываться.
Недаром Герцен говорил о том, как ужасен бы был Чингис-Хан с телеграфами, с железными дорогами, журналистикой. У нас это самое совершилось теперь.
Пожалуйста, никому не показывайте это письмо и разорвите.
Очень жарко. Я даже не купаюсь, а то прилив к голове.
Перечел ваше письмо, отложенное у меня для ответа. Очень сожалею, что не могу дать вам определенного ответа на ваш вопрос: крестить или не крестить.
Письма ваши производят на меня очень тяжелое впечатление, так как я вижу в них недоброе чувство ко мне...
В Москве тяжело от множества людей.
Никогда мы перед разлукой не были так равнодушны, как этот раз, и потому мне все об тебе щемит.
Вам верно много икалось, дорогой Афанасий Афанасьич, после того как мы с вами расстались.
Простите, что я вам в предшествующих письмах писал как бы укоризны и обличения. Я никакого не имею права на это, права в своей совести. Это я от нездоровья.
Я вам бог знает что написал из Москвы, дорогой Николай Николаевич, и теперь меня мучает за это совесть.
Разве может кто-нибудь в мире, самый праздный даже человек, в самой несложной жизни сделать все дела, которые ему нужно сделать.
Других же людей не судить, а стараться любить тем больше, чем больше они заблуждаются и потому несчастны.
Вот правило, которому для счастья жизни должно следовать: избегать всего, что расстраивает.
Все ушли спать. Я сидел один тихо. И хорошо.
