Все материалы
Вам верно много икалось, дорогой Афанасий Афанасьич, после того как мы с вами расстались.
Не надо тревожиться.
Я все по старому — пытаюсь писать, но не втянулся хорошенько.
Жив.
Письмо ваше тронуло мое сердце. Оно дышит любовью. А в этом всё, и живу я только этим одним желанием: увеличивать и взращать в себе любовь к богу и ближнему
Устал я очень, милые друзья, и потому не осуждайте письмо.
Делаю пасьянсы — вроде сумашествия. Читал.
Рад, что и Горький и Чехов мне приятны, особенно первый.
Ничего не пишу, занимаюсь Конфуцием, и очень хорошо. Черпаю духовную силу.
Контраст между роскошью роскошествующих и нищетой бедствующих всё увеличивается, и так продолжаться не может.
Как вы счастливы, что в свои молодые годы, имея ... перед собой длинную жизнь, сознали то, что я только в самое последнее время сознал всем существом своим.
Маша замужем, и мне жалко, жалко. Не такая она, чтобы этим удовлетвориться.
Живем мы хорошо, все здоровы и физически, и нравственно.
Недаром Герцен говорил о том, как ужасен бы был Чингис-Хан с телеграфами, с железными дорогами, журналистикой. У нас это самое совершилось теперь.
Я сужу по себе, мне грустно без тебя, и потому кажется, что и всем тоже. Да оно так и есть.
Встал очень рано.
Других же людей не судить, а стараться любить тем больше, чем больше они заблуждаются и потому несчастны.
Если бы Таня спросила меня, выходить ли ей замуж, я сказал бы: да. А М спросила бы, я сказал бы — лучше нет, если она сама не чувствует в этом необходимости.
Радуюсь вашей радости, милые дорогие друзья, очень, очень радуюсь.
Самое простое и самое короткое нравственное правило состоит в том, чтобы как можно меньше заставлять других служить себе...
Знать, что было и будет, и даже то, что есть, мы не можем, но знать, что мы должны делать, это мы не только можем, но всегда знаем, и это одно нам нужно.
