— Милостыню, так под окном проси.
— Я не милостыни. А погляди на меня. Знаешь меня? — сказал Корней. И он по лицу ее увидал, что она узнала его.
Она вышла из двери и захлопнула ее.
— Мало ли вас шляется. Где же вас знать всех.
— А Корнея узнала бы, кабы он пришел?
— Бреши больше. На старости лет. Мелешь чего не надо, Корней помер. Мы его в церкви поминали.
— Марфа, помирать будем.
Он сел на кадушку и жалостно смотрел на нее.
— Не узнаю я тебя. Коли ты Корней, поди в волостную, заявись. А я тебя не знаю. Корней Васильевич был хороший человек, а ты кто, — побирушка. Ступай, ступай с богом.
Сначала Корней с трудом признал ее — так она переменилась, но теперь он узнал ее всю такою, какою она была тогда. Она была всё такая же непонятно непроницаемая и неумолимая. Но тогда всё это скрывалось для него красотой лица и тела, теперь всё видно было наголо, и видно было, что ей тяжело.
