— Веры? Православной? Крещены? — спрашивал председатель, не ожидая ответа и с видом жертвы, обязанной всетаки исполнять формальности, так неизмеримо выше которых он находится. — Обвиняетесь вы в том, что, приехав из публичного дома в номер гостинницы Мавритания, вы дали сибирскому купцу Ивану Смелькову выпить вина с опиумом и, когда он пришел в бесчувственное состояние, похитили у него часы, деньги и перстень, которые разделили между собой, т. е. Ефимьей Бочковой и Симоном Ипатовым. Признаете ли себя виновной?

Подсудимая опустила голову, так что низ лица ушел в серый воротник кафтана, и пробормотала что то.

— Говорите громче, чтобы все слышали.

Она опять что то пробормотала. Суфлер подскочил и строго потребовал ответа:

— Говори громче,

— Я не опаивала его, — вдруг громко, несколько хриплым голосом заговорила Маслова. — Он и так пьян был, — прибавила она.

— Так вы не признаете себя виновной? — сказал строго председатель.68 — Ну, так виновата, мне все одно. Все равно пропала, — вдруг громко произнесла она, подняв голову. И на минуту сверкнув блестящими прекрасными черными глазами, она тотчас же опять опустила их и замолчала.
И вдругъ какое то давнишнее, милое, дорогое, и постыдное, и важное воспоминаніе задрожало гдѣ то въ глубинѣ души Нехлюдова при звукѣ этихъ словъ, звукѣ, съ которымъ эта женщина произнесла: «все равно пропала, все равно пропала». Взглядъ прекрасныхъ черныхъ глазъ. Онъ гдѣ то видѣлъ, больше чѣмъ видѣлъ, пережилъ это. Но не съ этой женщиной, а съ какой то другой и когда то давно, давно. Воспоминаніе не проявилось еще наружу, но затрепетало гдѣ то далеко, далеко внутри его. «Екатерина Маслова? Не знаю никакой Екатерины Масловой», думалъ онъ, вглядываясь въ ея лицо, опять почти все скрытое кафтаномъ, и не слушая опроса 4-го подсудимаго, обвиняемаго въ томъ, что онъ принялъ краденыя вещи.

— Я сама без памяти пьяна была, — сказала и улыбнулась, жалостно улыбнулась, улыбкой своей показав недостаток двух передних зубов. — Что хотите со мной делайте. Я ничего не помню, — сказала она и опустила глаза. Потом вдруг подняла их и как-то особенно блеснула ими и опять тотчас же опустила.

«Где я видел эти глаза, не глаза, а именно взгляд этот, робкий и кроткий и ожидающий?»69 Хоть не эти, но какие то похожие на эти глаза. Какая грязь! — думал он. — И как я счастлив, что я теперь освободился от этого. Да, жениться надо», думал он. подумал Нехлюдов, которого невольно притягивало что то к этой подсудимой и который, не спуская глаз, смотрел на нее.

Но где и когда он видел этот взгляд, он не мог вспомнить.70 Четвертый Третий подсудимый, фармацевт, давший опиум, был также допрошен и признал себя виновным, что продал опиум, хотя и не знал, для чего он был нужен, и не участвовал ни в отравлении купца, ни в краже.

Начался разбор свидетелей: кто явился, кто нет? Нехлюдов следил зa решением о неявившихся свидетелях, за отводом присяжных71 И ему не хотелось, чтобы его отвели. Ему хотелось проследить за этим делом и участвовать в нем и сколько возможно содействовать оправданию этой жалкой женщины. и изредка взглядывал на подсудимых. Бочкова говорила что то с своим адвокатом. Симон все так же бегал глазами и шептал что то. Маслова сидела неподвижно в своем халате и только изредка сверкала своим взглядом, направляя его то на товарищей подсудимых, то на женщин в зрителях, то на судей, и тотчас же опять опускала глаза и замирала.

Окончив разбор свидетелей, назначили запасных присяжных вместо неявившихся и отведенных присяжных, и вот началось чтение обвинительного акта. Обвинительный акт был такой:

Такого то числа такого то года Сибирский купец, остановившийся в гостиннице Мавритании,72 поехал 18 Сентября в 10-м часу вечера в публичный дом, который указал ему половой и куда даже проводил его. Там купец пробыл до 2-го часа и, вернувшись домой уже сильно хмельный, послал полового привезти ему в номер девушку опять девку Любку, с которой он там познакомился. Половой, исполняя желание купца, поехал за девушкой и привез ему Ефимью Бочкову Екатерину Маслову. Купец, увидав Ефимью, рассердился, ударил полового и сказал, что он требовал не Ефимью, а Катьку Любку. На оправдание полового о том, что он не мог привезти Катьки Любки, потому что она была занята, купец рассердился, вынул бумажник и сказал, что для него она не может быть занята, что он, если захочет, то скупит все заведение с мадамой, и, дав половому 100-рублевую бумажку, велел сейчас же ехать назад, отвезти эту дылду и привезти Катьку Любку. Половой собрался ехать, но попросил не срамить привезенную девицу, а оставить ее пока. — Все вам пока не скучно будет. — Ну, черт с ней, пускай сидит, — сказал купец, и половой отправился. Через 1 1/2 часа половой вернулся с Екатериной Масловой, которой в заведении прозвище было Любка, и застал купца уже очень пьяным. Он сидел и пил мадеру с коридорной девушкой Ефимьей Бочковой. Когда Екатерина разделась и опять поздоровалась с купцом, половой Симон и Ефимья, с которой он находился в связи, удалились и тут решили с помощью Любки опоить купца и взять у него все деньги. Как бы то ни было, они согласились и пошли по коридору к бывшему фармацевту, у которого Симон знал, что есть сонные порошки, т. е. опиум, разбудили его и, рассказав в чем дело и обещая ему долю похищенного, взяли у него морфину и вошли в номер. послал в дом терпимости за рекомендованной ему коридорным девицей Екатериной Масловой, известной в доме терпимости под именем Любаши. Когда Екатерина Маслова приехала в гостинницу, она застала Смелькова сильно пьяным, то потребовала от него вперед денег. На эти слова купец обиделся и ударил ее так, что она упала. Тогда купец достал свой бумажник, в котором было много сторублевых бумажек, и дал ей пять рублей, обещая дать еще 10, только бы она не уезжала от него. Екатерина Маслова осталась, но купец тотчас же заснул, и она, выйдя в коридор, уехала, обещаясь вернуться к 8 часам утра. В 8 часов утра она вернулась и пробыла с купцом до 2-х часов. В два же часа Екатерина Маслова уговорила купца ехать с собой в дом терпимости. Приехав туда, купец с Екатериной Масловой и другими девушками не переставая пил херес и потом коньяк и в 5-м часу вечера послал Екатерину Маслову к себе в гостинницу за деньгами, дав ей часы с печатью и ключи от сак-вояжа. Приехав в гостинницу, Екатерина Маслова вошла в номер с коридорным и вместе с ним взяла, как она показывала, 40 рублей, как ей велел Смельков, и с ними вернулась в дом терпимости, где Смельков пробыл до вечера. Вечером же Смельков вернулся к себе в номер вместе с Любкой. И тут то между тремя подсудимыми состоялось соглашение о том, чтобы опоить купца, с тем чтобы он не хватился своих денег.

У Симона были капли опиума, оставшияся после больной госпожи. Симон внес их в номер купца и поручил Любви влить ему их в вино. Купец был уж очень пьян и требовал, чтобы Любка перед ним танцовала. Тогда Евфимия сказала: «выпить надо». И тогда то Любка, по показанию Евфимии, налила в стакан капли и поднесла Смелькову. Смельков выпил и очень скоро после этого упал на диван и заснул. Тогда Симон вытащил у него бумажник, взяв73 две сторублевые бумажки и оставив остальные семь. И тогда женщины уехали, и Симон ушел. На утро же купец найден мертвым, и по вскрытии установлено, что смерть произошла от отравления морфином. деньги, часы и, дав перстень Масловой, услал ее домой. Маслова, вернувшись домой, была сильно пьяна и хвасталась подаренным ей перстнем. Хозяин, увидав дорогой перстень, купил его у Любки за 10 рублей и понес оценить. Перстень оказался дорогим, и оценщик, узнав о том, от кого получен перстень, донес полиции. В полиции же уже производилось дознание о скоропостижно умершем Смелькове.

Первое подозрение пало на проститутку Маслову. Она же оговорила Симона и Евфимию, которые при следствии сознались, а потом стали упорно отказываться.