— Все по старому, что то там в детской, в классной, какие то важные хлопоты.
Немного погодя вошли и Ставровичи,82
Было вмѣстѣ что то вызывающее, дерзкое въ ея одеждѣ и быстрой походкѣ и что то простое и смирное въ ея красивомъ румяномъ лицѣ съ большими черными глазами и такими же губами и такой же улыбкой, какъ у брата.83 На полях против этого абзаца написано: Застенчива. Скромна.
— Наконец и вы, — сказала хозяйка, — где вы были?
— Мы заехали домой, мне надо было написать записку84
Кура[кину]
Корсаку
Неволи[ну?] Волы[нскому?] или
«Этаго недоставало», подумала хозяйка.85 — Не знаю, — сказала она.
— Михаил Михайлович, хотите чаю?
Лицо Михаила Михайловича, белое, бритое, пухлое и сморщенное, морщилось в улыбку, которая была бы притворна, еслиб она не была так добродушна, и начал мямлить что то, чего не поняла хозяйка, и на всякий случай подала ему чаю. Он акуратно разложил салфеточку и, оправив свой белый галстук и сняв одну перчатку, стал всхлипывая отхлебывать. Что то противное и слабое Чай был горяч, и он поднял голову и собрался говорить. Говорили об Офенбахе, что все таки есть прекрасные мотивы. Михаил Михайлович долго собирался сказать свое слово, пропуская время, и наконец сказал, что Офенбах, по его мнению относится к музыке, как M-r Jabot относится к живописи, но он сказал это так не во время, что никто не слыхал его. Он замолк, сморщившись в добрую улыбку, и опять стал пить чай.
Жена его между тем, облокотившись обнаженной рукой на бархат кресла и согнувшись так, что плечо ее вышло из платья, говорила с дипломатом громко, свободно, весело
— Здесь говорили, — сказал дипломат, — что всякая жена имеет мужа, которого заслуживает. Думаете вы это?
— Что это значит, — сказала она, — мужа, которого заслуживает? Что же можно заслуживать в девушках? Мы все одинакия, все хотим выдти замуж и боимся сказать это, все влюбляемся в первого мущину, который попадется, и все видим, что за него нельзя выйти.
— И раз ошибившись, думаем, что надо выдти не зa того, в кого влюбились, — подсказал дилломат.
— Вот именно.
Она засмеялась громко и весело, перегнувшись к столу, и, сняв
— Ну а потом?