«Воспитали так не одного, a миллионы людей, и потом поймали одного мальчика и измываются над ним», думал Нехлюдов, сидя на своем высоком стуле рядом с полковником, глядя на мальчика в сером халате и слушая различные интонации голосов защитника, прокурора и председателя и глядя на их кривлянья. Да и зачем он здесь, этот мальчик, т. е. здесь в Москве? Затем, что ему дома кормиться нечем, и отец от нужды бросил его в этот вертеп. А отчего ему кормиться нечем? Оттого, что земля эта у меня, у Колосова, у Кармалиных, у француза, парикмахера и всех тех, которые набрали деньги и купили из под ног мужиков земли. Если бы вместо всей этой ужасной комедии были бы учители добра, были бы люди, заботящиеся о том, чтобы люди могли жить честным трудом. Но если бы хоть не было бы, только бы не было этой лжи, которая ничего не сделает, а только развращает.

С следующего же дня Нехлюдов принялся за переустройство своей жизни. Он решил, что ему прежде всего нужно освободиться от квартиры и лишних вещей и людей, потом съездить по деревням для устройства дела о земле и потом же, поселившись где нибудь в маленькой квартире поближе к тюрьме, устроить дело женитьбы и дожидаться отправки партии в Сибирь.

Объявив Аграфене Петровне о своем решении сдать квартиру и ехать в деревню, он попросил ее с помощью Корнея распорядиться с вещами и мебелью, сдав их пока в Кокоревский склад, и расчитаться с хозяином и, поблагодарив Аграфену Петровну и Корнея за их услуги, распростился с ними. Потом он поехал опять к заведывающему тюрьмами, чтобы узнать об условиях вступления в брак с осужденной и выхлопотать себе право на свидание вне обычных дней.

Об этих условиях он узнал только следующее:

В своде законов было сказано так:

На практике же обыкновенно делалось так:

Разрешение же на свиданья вне обычных дней и за решеткой он получил довольно скоро. Очевидно, его высказанное намерение жениться на осужденной заинтересовало начальство, и для него сделали исключение: ему дали билет, по которому он во всякое время мог видеться с ней в конторе, так что на третий день после первого посещения он приехал в 10 часов в тюрьму с своим билетом.

Теперь уже никто не задерживал посетителей, и он подошел беспрепятственно к самой двери. Сторож спросил, что ему нужно, и, узнав, что у него есть билет для посещения, постучал в оконце. Оконце отворилось. Другой сторож, с той стороны, переговорил с этим, зазвенел замок, и отворилась дверь, в которую впустили Нехлюдова. Его попросили подождать, посидеть здесь в сенях, пока доложат смотрителю. На стене висела доска, на которой было выставлено число заключенных на сегодняшний день, — их было 3635: 2742 мущин и 893 женщин.

Пока ходили к смотрителю, Нехлюдов ходил взад и вперед по сеням и наблюдал те страшные признаки острожной жизни, которая проявлялась здесь. В сенях стоял один солдат у двери, другой, вероятно фельдфебель, красавец, жирный, чисто одетый, выходил два раза из своей боковой двери и что то строго командовал, не глядя на Нехлюдова. Прошли под конвоем солдат, в халатах и котах, человек шесть арестантов заключенных с носилками и лопатами, один старик, кривой, рыжий и страшно худой, с поразительно злым выражением лица. Они что то чистили на дворе. Потом вышли развращенного вида женщины с засученными рукавами, — некоторые были не дурны собой, в цветных платьях, — и смеясь прошли на право и вышли оттуда с тем же смехом, неся булки. Сторожа жадно смотрели на некоторых из этих женщин. Это были взятые в городе за беспаспортность женщины, которые мыли полы. И им за это давали булки. Через 1/4 часа ожидания пришел смотритель, солдаты вытянулись, и Нехлюдова попросили в контору.

Контора была небольшая комната во втором этаже. В комнате были только: письменный стол, на котором лежали бумаги и стояла чернильница, кресло, стул и диванчик и всегдашняя принадлежность всех мест мучительства людей — большой образ Христа.

— Сейчас приведут, — сказал смотритель, другой — не тот, который впустил его в женское отделение, но тоже дружелюбный, даже неприятно фамильярный. Он имел вид, и тон его разговора был такой, как будто он давал чувствовать собеседнику то, что они с ним понимают друг друга. Он закурил папироску и предложил тоже Нехлюдову. Но Нехлюдов отказался.

— Не скоро еще. Далеко коридорами.

Действительно, времени прошло много. И молчать все время было тяжело, и Нехлюдов вступил в разговор о том, много ли заключенных и часто ли их отправляют. Смотритель все тем же тоном, что мы понимаем друг друга, сообщил, что переполняет тюрьмы полиция, присылая беспаспортных, а что отправляются они два раза в неделю и все не по многу, так что никак нельзя опростать тюрьму. Вся переполнена.

Среди этого разговора послышались шаги по каменной лестнице, и под конвоем солдата показалась в двери фигура Катюши. Она более, чем в первый раз, имела вид робкий и испуганный. Она подошла и покорно остановилась.

— Здравствуйте, Катюша, — сказал Нехлюдов, подавая ей руку. — Вот я выхлопотал свиданье с вами кроме воскресенья и четверга.