— Вот что значит пианист: как у него хорошо руки устроены.
— Не руки, а у него мозги хорошо устроены, — сказал Л. Н.
Среди игры я спросил, который час, собираясь ехать домой. Л. Н. сказал:
— Когда будет без десяти минут одиннадцать, я вас отпущу.
Я уехал в десять минут двенадцатого.
При прощании Л. Н. еще раз просил меня передать Владимиру Григорьевичу все то, что он мне сказал после чтения письма.
«Пишу на листочке, потому что пишу в лесу на прогулке. И с вчерашнего вечера и с нынешнего утра думаю о вашем вчерашнем письме. Два главные чувства вызвало во мне это ваше письмо: отвращение к тем проявлениям грубой корысти и бесчувственности, которые я или не видел, или видел и забыл, — и огорчение и раскаяние в том, что я сделал вам больно своим письмом, в котором выражал сожаление о сделанном. Вывод же, какой я сделал из письма, тот, что Павел Иванович был не прав и я, согласившись с ним, и что я вполне одобряю вашу деятельность, но своей деятельностью все‑таки недоволен: чувствую, что можно было поступить лучше, хотя и не знаю — как. Теперь же не раскаиваюсь в том, что сделал, т. е. в том, что написал то завещание, которое написано, и могу быть только благодарен вам за то участие, которое вы приняли в этом деле.
Нынче скажу обо всем Тане, и это будет мне очень приятно. Лев Толстой.
Александра Львовна говорит, что Л. Н. рассказал все Татьяне Львовне.
Он спросил ее:
— Можешь ты держать секрет от своего мужа?
Впрочем, рассказавши ей все, он сказал, что пошутил и вполне уверен в Михаиле Сергеевиче. Татьяна Львовна сказала, что все‑таки мужу не скажет. Она очень хорошо все приняла и, говоря потом с Александрой Львовной, нисколько не выражала обиды на то, что не она в завещании первая, и советовала Александре Львовне сделать на ее (Татьяны Львовны) имя завещание, на что Александра Львовна сказала ей, что это уже сделано. Александра Львовна взяла вчерашнее
Л. Н. чувствует себя нынче лучше и гулял, так что они собираются в субботу ехать. Софья Андреевна сказала, что поедет их провожать от Засеки до Щекина. Она, по — видимому, подозревает, не подсядет ли в Щекине Чертков.
Вечером, когда я приехал в Ясную, все сидели еще за обеденным столом и разговаривали. Были Николаев и Ге.