— Слова, сказанные перед смертью, особенно важны, но умирание начинается не тогда, когда лежишь в постели и умираешь, а вся старость — умирание, и потому слова старика всегда значительны и к ним внимательнее прислушиваются.
Я мог бы сказать ему:
— А ваши сыновья и Софья Андреевна говорят, что вас нечего слушать, что вы выжили из ума, — но я, разумеется, промолчал.
Я спросил Л. H., не собирается ли X. уезжать.
Л. Н. вздохнул и сказал:
— Нет, что‑то не слыхать. Ах, как он мне тяжел!
Вернувшись в Ясную, мы застали Софью Андреевну и Льва Львовича внизу в библиотеке. Лев Львович лепит Софью Андреевну. Мы вошли к ним, и Л. Н. сказал, где мы были. Когда я вышел в переднюю, Варвара Михайловна передала мне, что Александра Львовна хочет со мной поговорить. Я зашел к ней в комнату и остался по эту сторону перегородки, так как Александра Львовна нездорова и неодетая лежала в постели. Там я застал Марию Александровну. В то время как мы вошли в комнату, с противоположного конца вошел к Александре Львовне Л. Н. и спросил про нас:
— Кто там?
Мы откликнулись и хотели уйти, но он сказал, чтобы мы оставались. Александра Львовна сказала ему:
— Я выдержала хороший экзамен: мама целый час сидела у меня и такие ужасные вещи говорила! Но я старалась быть спокойна, и она, уходя, сказала: «Я рада, что ты на меня не сердишься».
Александра Львовна рассказывала после, что Софья Андреевна опять показывала ей свои комментарии к старому дневнику Л. Н. и говорила такие мерзости, о которых Александра Львовна и понятия не имела, так что она не выдержала и сказала Софье Андреевне: «Перестань, ты забываешь, что ты мне мать, и я вовсе не желаю от тебя узнавать про все эти гадости».
Л. Н. и Александре Львовне повторил то, что он раньше сказал мне:
— У меня второй день новый прием самозащиты — молчать и стараться не слушать. Но я все больше и больше теряю способность удерживать в себе недобрые чувства.
Л. Н. ушел.
Александра Львовна рассказала нам подробности своего разговора с Софьей Андреевной, потом стала читать нынешнее
