— А что выйдет из него? (сына)
— Кто может знать? Он милый малый. Но я не знаю. Да вот я и вас не знаю, — обратился он, смеясь, к моей жене, — что из вас еще будет, какое еще вы, может быть, коленце отмочите!.. Вот про себя—το я уж верно знаю, что из меня больше ничего не будет. Только труп.
Потом он сказал:
— Нет, Сашин дом лучше (маленький домик в Телятенках, принадлежавший Александре Львовне, в котором я с семьею обыкновенно проводил лето). Я сейчас сюда ехал и припоминал про это место. В моей памяти целый калейдоскоп проходит. Сначала, помню, еще при отце, это было имение жандармского полковника Огарева. Он был маленького роста, добродушный, и жену его помню. Она была, кажется, поведения довольно легкого. А потом это имение купил Морсошников, а уж у него Бибиков. Он был малообразованный, но очень приятный, хороший человек. А потом сын его, беспутный малый, промотал последнее, и вот теперь Саша купила… И так мне странно, я всех их так помню!..
Л. Н. опять заговорил о Герцене. Говорил, какой он последние годы был несчастный.
— Его все новые нигилисты бранили. Он был несчастлив и в личной жизни. Я на нем вижу, как ужасно в старости без религиозного чувства. Он с разных сторон, стараясь объяснить смысл жизни, подходил к религиозному сознанию, но не пришел к нему. Вы не знаете продолжение «Доктора Крупова?» Очень сильно, остроумно, но с еще большим пессимизмом. Я еще самого конца книжки не дочитал, приберег себе на сегодня.
Л. Н. был вчера со мной необыкновенно ласков. В прошлый раз я, уходя, зашел к нему проститься и говорил ему, что мне стыдно, что я не играл у них еще ни разу этим летом. Вчера я играл.
После игры, когда я стал прощаться, Л. Н. сказал мне:
— В прошлый раз я хотел вам сказать, да вы уж ушли, что я рад вам всегда и без музыки или шахмат. Потом, прощаясь, он опять сказал:
— Я очень привык к вам, люблю вас… С вами легко…
Хорошо мне стало от этих слов. Когда мы с Чертковым уезжали верхом домой, Л. Н. подошел к окну и знаками показал Черткову, чтобы он меня подозвал. Я подъехал, и Л. Н. ласково послал свой привет в мою сторону.
Л. Н. рассказывал:
— Он меня пугал и даже подлецом назвал. Я ему говорю: «Ну хорошо. Я такой, но тогда меня пожалеть надо. Зачем осуждать? У нас у всех есть слабости». Он все слушал и, кажется, немного смягчился.