Забыть смерть можно, отдаваясь страстямъ, возбуждая ихъ. Смыслъ жизни, не уничтожаемый смертью — вѣра и подчиненіе ея ученію своей жизни. Въ борьбѣ между этими двумя направленіями воли — весь смыслъ и интересъ какъ всякой частной жизни, такъ и жизни народовъ.

Хочу описать эту борьбу за 100264 Цыфра: 100 переделана из: 150 лет жизни русского народа. Для этого буду описывать жизнь многих людей разных положений.

В числе этих лиц будут лица исторические, правительственные, Цари, управители. Цари и правители представятся иначе, чем они представляются историками.

Различие произошло от многих причин. Историки подчиняются обману, подготавливаемому правителями, власть всегда восхволяема, но главная причина: это то, что историки, смысл жизни, не уничтожаемый смертью, видят в государственном усилении, обособлении. обасоблении Но это неверно для христианского мира. Это остаток Римского варварства. Обособление государственное не даст смыслу жизни. Напротив.

I часть. I Глава.

В 1723 году в конце Царствования Петра I, в тогдашней огромной Московской губернии в 200 верстах от Москвы, в 15 верстах от Мценска в деревенской глуши у одинокого мужика Онисима родился сын. Онисим Марков жил один с старухой матерью и еще не старой женой, от которой до сих пор у него все рожались девочки.

Онисим был второй сын у отца, a всех было трое. Старшего в первый набор отдали в солдаты. Отец умер и скоро после смерти отца меньшой брат бежал, и Онисим остался один с женой и матерью. Онисим был мужик черный и грубый, и голос и обхожденье у него были грубые. Ростом он был большой, широкоплечий, волоса были кудрявые, всегда лохматые, и борода небольшая, такая кудрявая, что ее пальцами разобрать нельзя было. Брови у него всегда бывали нахмурены, и нос большой, с горбом. Во хмелю он был еще сумрачнее и сердитее, и пьяного его все боялись. Говорить он много не любил и всегда бывал за работой. И редко кто против него мог сработать. Старуха Кириловна, мать Онисимова, Онисимого еще работала и помогала ему, а жена Марфа была баба и работящая и умная. Но несмотря на это, как расстроился их дом после смерти отца, так и не мог подняться. Пословица говорит про одинокого: что одна курушка в поле сколько ни не чади, не миновать загаснуть, так и Онисимов дом только курился. Но Онисим не давал ему загаснуть. Были они в то время господские, Князя Вяземского, и платили на Князя оброк по 5 рублей с дыма, по три осьмины ржи, две четверти овса, две подводы в Москву, полбарана, 6 кур, полсотни яиц, 7 талек пряжи льняной и две пасконной. — Уже 8 лет так бился Онисим, не давал загаснуть своей курушке, но и не мог разжечь ее. Прокормится с семьей, оденется, отбудет подводы господския и государевы, доставит оброк и только, только заткнет все дыры, а подняться уже не с чем — ни из коров пустить другую на зиму, ни из лошадок прибавить к двум, которых он держал. То овин поставить на место сгоревшего, то двор покрыть, то лошадь увели, то коровы пали, то хлеб не родился. Только одно дело поправит, другое разладится, так что подняться все и не с чем. Все ровно с одинаким достатком.

Жил Онисим один уже 8 лет. Была у него одна изба старая, сени и клеть плетневая с рундуком, рундук? дворишка крытый. Овин на задворках, две лошади и стригун, коровенка, 5 овченок, две телеги, сани, соха, борона, да бабьи пожитки.

В прошлом 22 году рожь вовсе не родилась, и кое как прокормились, где в займы взял 5 осьмин, где овсом, но скотину не продали. В нынешнем, 23-м году урожай был хорош, и озимое, и яровое, и сено родилось, так что Онисим надеялся долг отдать, прокормиться и пустить на зиму лишния две головы.

Только уборка в нынешнем году задержалась. Спожинками пошли дожди, и хлеб отбился от рук. С Успенья опять стало ведро. В то время, как родился у него сын, Онисим доваживал последние снопы с поля. —

Онисим в этот день до зори приехал из ночного. Бабы уже были вставши и издалека еще он увидал в тумане дым из своей избы. Изба его была 2-я с края. Бабы ставили хлебы. Марфа выбежала, отворила ворота, и Онисим269 собрался только, закусил хлебушка теплого с квасом и тотчас пошел с бабой мазать и запрягать обе телеги. Запряжомши, он вошел в избу, закусил, взял кафтан и выдвинул лошадей на улицу. Марфа, ходившая к соседке за270 верев веревкой солью, забежала в избу одеться и приказав матушке свекрови девчонок и надевая на ходу кафтан, кафтан? выбежала из сеней, подошла к телеге и вскинула в ящик веревку. Увидав ее, Онисим тронул передовую чалую кобылу. Марфа, хоть и кругла уже была, но живо ухватившись за грядку и подпрыгивая одной ногой по дороге, пока приладилась другой стать на чеку, вскочила, взвалилась в новую лубком обтянутую заднюю телегу и взялась за вилы. Но, только что отъехали, Марфа закричала:

— Митюха! Постой. Вилы забыли.

— На дворе, в санях! — крикнул муж.