28 апреля, 1898 г. Ясная Поляна.
Милый Лёвочка, давно мне не было так жалко и грустно расставаться с тобой, как этот раз, помимо того беспокойства оставить тебя, которое меня не оставляет всё время.
Но в Ясной так упоительно хорошо, такая красота, такое величественно-спокойное, хотя и медленное пробуждение настоящей весны, что я всё время в восторге и умилении.
Отчего это в Ясной всё лучше, чем где-либо? Трава уже зеленая, зеленя хорошие, на лугу пропасть темных фиалок, листики уже есть. В Гриневке я нигде травы не видала, и так там уныла природа. В Гриневке вся прелесть и радость — это дети маленькие, а дети большие: сыновья и невестки тут и там очень приветливы и милы со мной.
Вчера бегала всюду сначала с Дорой и Лёвой, потом одна. Обегала сад, Чепыж, посадки, рвала медунички с восторгом; сегодня кое-что убрала в доме, где не раз приходила в досадливое настроение. Гостившие мальчики оставили невылитыми большое количество ночной посуды, грязь, бумага, коробки, а главное, Миша, ища свои сапоги, сломал почему-то в моей спальне замок от двери. Это такая наглость, от которой я чуть не заплакала. Пришлось вывинчивать, чинить и т. д. Дно твоего не вылитого, новенького деревянного ведра покоробило, и оно теперь никуда не годно; в нем был большой кусок льда, который начал таять! — Но это всё маленькие досады от людей, а от бога — природа, тепло, весна, — всё это прелестно. Ты можешь сюда переехать, когда хочешь, я сегодня выставила окно и убрала твою комнату, в которой будет совсем тепло и сухо дня через два, три.
Очень надеюсь, что ты мне написал в Москву. Ты всё время был уныл и точно чего-то не договаривал, а у меня всё время потому был какой-то камень на сердце. Если б я только могла, как я хотела бы тебя сделать веселей, счастливей, помочь тебе заниматься, быть весёлым, здоровым, спокойным. Видно я теперь уж не умею и не могу этого сделать, и это для меня большое страдание. Если б ты знал, как я всегда, всей душой стараюсь.
Из дому никаких нет известий, и я сомневаюсь, что и это письмо дойдет. Я писала Андрюше на Бастыево, он письма не получил; мне писала Саша, и я не получила. Вчера Лёва послал тебе на Бастыево с кондуктором шпинат и яблоки. Сегодня вечером еду в Москву; в Тулу ехать не за чем.Дело уже разобралось Дело уже разобралось — с соседом Бибиковым, см. письмо №359. и теперь пошлют сюда члена суда вызвать свидетелей о владении землей, и тем все кончится.
Бегу сейчас опять гулять, сажать, ужасно не хочется уезжать отсюда. А с Лёвой и Дорой хорошо очень потому еще, что они тоже любят сажать, украшать, чистить, и мы чудесно бы работали.
Как ваши дела со столовыми? Милый, пожалуйста, не уставай и береги себя. Целую тебя и всех Гриневских. Напиши мне хорошее, искреннее, а не выдуманное письмо.
Толстая пометила: «Из Ясной Поляны в Гриневку, именье сына Ильи». В ее же дневнике читаем: «В Гриневке нас встретили верхами сыновья Илья и Андрюша и пешком внуки — Анночка и Миша [...]. Л. Н. тотчас же приступил к делу: стал объезжать деревни и исследовать, где голод [...] Были у Сережи сына в Никольском [...] Заезжала я в Ясную Поляну и пришла после Гриневки в восторг от природы и местности яснополянской» (ДСТ, III, стр.51—52). Из Ясной Поляны Толстая и писала настоящее письмо.
№ 370
29 апреля 1898 г. Москва
Приехала в Москву, милый Лёвочка, и опять захотелось написать тебе. Сегодня висит что-то коричневое на стуле, мне кажется, что твоя фуфайка; несут что-то разогретое в твоей кастрюле, и мне кажется, что тебе овсянку принесли, и ты сейчас войдешь. И мне очень тоскливо, что тебя нет. А принесли разогретое для дяди Серёжи, к ужину; он сегодня приехал с Машей своей на скором поезде по деламконверсии Конверсия — изменение условий займа, с понижением платимого процента. Дворянского банка, по которым и мне надо было быть здесь к 1-му маю и даже день раньше. Дядя Серёжа бодр, очень жалеет, что тебя не видит. Теперь 10 часов вечера; Миша учился весь день, а теперь играет в винт с дядей Серёжей, Колей Оболенским и Алексеем Маклаковым. А на другом столе играет Таня, Бутенев, Бухман и Маруся. — Мне это не симпатично; после серьёзной жизни с детьми и вашей помощью народу в Гриневке, после красивой, просторной, значительной деревенской жизни и работ в Ясной Поляне, — здесь так всё мелко, тесно, не важно и скучно.
