Получена телеграмма Стевени: «Кроникль
Кроникль — газета «The Daily Chronicle».(Chronicle) берет статью, когда могу вас видеть в Москве». Вероятно,Стевени
Стевени. Стевени 24 октября 1893 г. писал Толстому: «Я надеюсь, что вы получили мою вторую телеграмму, адресованную в Козлову Засеку, в которой я просил вас послать статью». Предполагалось напечатание статьи Толстого «Неделание» в «Daily Chronicle». Письмом от 12/25 декабря 1893 г. Стевени сообщил, что «Daily Chronicle» не опубликовала статьи, признав ее неподходящей (английские подлинники писем хранятся в АТ).
Следующее письмо от 5 ноября не печатаем. не знает, что ты еще не приезжал, хотя это вторая его телеграмма, на которую я не могу и даже не знаю куда и что отвечать.
Писала сегодня же Маше и потому нечего писать. Все по-старому.
2 ноября. Ночь.
№ 302
23 января. Вечер. 1894 г. Москва
О вас еще ничего не знаю, ждала сегодня письма, и нет. От Лёвы получено короткое письмо к Ваничке, а на последней странице как будто к отцу, без обращения, несколько слов, что ему чуть-чуть получше, что он негодуетна статью Данилевского на статью Данилевского. Вероятно имеется в виду речь харьковского профессора физиологии Василия Яковлевича Данилевского (р. 1852). М. Л. Толстая писала Софье Андреевне: «В вагоне с нами ехал Данилевский (его материалистическая была речь на съезде) и папа̀ с ним говорил и спорил по пути, но говорит, что он очень умный человек и было интересно с ним говорить» (почт. шт.: 25 января; письмо хранится в АСТ)., что был в Ницце, на карнавале, что вКанн Канн — город на берегу Средиземного моря во французском департаменте Приморских Альп.будет праздник: bataille des fleurs,1 [бой цветов] и больше ничего. Вчера я съездила к сестре Машеньке, застала там приготовления к всенощной с отцомВалентином Валентин — популярный среди верующих протоиерей московского Архангельского собора (в Кремле) Валентин Амфитеатров, отец писателя.. Я его видела; лицо хорошее, но глаза не глядят ни на кого, а через, и когда меня назвали, он так бегло и неохотно взглянул на меня, как будто он правилом себе поставил ни на кого на свете не глядеть. Какой это мир, где Машенька, удивительный! Всё женщины, худые, полные, покрытые головы у всех, ходят, как монахини, тихо и плавно, все обожают отца Валентина, все без семей, без дома, живут в этом«Петергофе» «Петергоф» — гостиница на углу Воздвиженки и Моховой в Москве. по углам и молятся, зажигают лампады, а кумир, радость жизни — отец Валентин и внешняя благообразная жизнь с осетриной, разговорами о еде и проч. Всякий по-своему спасается. Молятся почти весь день, и если бы это общение с богом было не механическое, а вполне искреннее, настоящее, то было бы и это хорошо, т. е. хорошо молиться весь день и думать о боге.
Мы нынче с утра ушли с Ваничкой и няней в сад и пытались каток расчистить, чтоб Сашу подучить на коньках. Но посреди дня опять стало теплеть и пошла крупа, которую вихрем крутило по улицам, так что света божьего не видно. Что-то у вас было вчера? Тут была метель и холодно было весь день и ночь. Ездила я сегодня к m-me Юнге и не застала её. Нет, нельзя быть в сношениях с людьми, живущими на час расстояния. Лошадь устала, я иззябла, и всё напрасно. Как застали Соню и детей? Буду ждать известий. Серёжа обедает у Столыпина, вчера был в концерте. У нас ни души не было, да и не будет, и я отдыхаю, и детям лучше, усерднее учатся, серьёзнее и спокойнее.
Большая, большая ошибка и вред всей семье этот ежедневный приём. Надо серьёзно и строго держаться одного дня, или надо звать, когда хочешь видеть кого, а так — гибель нам всем. Лучшее доказательство, что эту гибель вносите вы, — это то, что без вас ни души нет. И жаль, что своей семейной жизни никогда нет, всё кто-нибудь торчит перед глазами; придут дети, помолчат и уйдут. Дунаева, Мишу Сухотина и проч. не перекричишь, и ничего от них не приобретешь, кроме усталости.
Ну, прощайте, писать буду через день; а то пиши Лёве, вам, Маше, — а матерьялов нет.
Целую Соню, детей Целую Соню, детей — С. Н. Толстую и её детей Анну и Михаила. и всех вас. Серёжа собирается тоже в деревню денька на два, три.
С. А. Толстая пометила: «Письма из Москвы в именье сына Ильи, в Чернском уезде — Гриневку, и потом в Ясную Поляну. Сын Илья уезжал тогда за границу. Лев Николаевич прожил в Гриневке неделю».
