Сейчасполучила Таня твое письмо получила Таня твое письмо. Письмо не сохранилось., также Ваничка и Саша от Маши. Они были в восторге, и по лицуВанички прошла целая гамма различных выражений. Он одобрил кивком, что мама́ винограду оставила; засмеялся, что вы с мышами друг друга не боитесь; еще усмехнулся, что «письмо носить в корзине» Ваничка [...] усмехнулся, что «письмо носить в корзине». Толстой писал 20 октября: «О Ваничке поминаю часто, скажи ему, что в корзинке мне некого носить». Толстой шутил, что раз самого Ванички нет, то он вместо него будет носить его письмо в корзинке. . На днях он случайно в углу около дивана гостиной увидал твой бюст. Надо было видеть его волнение и радость: он охорашивал руками и гладил голову (вот какое воображение, что он не чувствовал холода чугуна), потом обошел кругом и начал целовать, забыв, что все мы смотрим на него. Удивительный мальчик пока; что-то будет. Сегодня они немного гуляли; был град, дождь; вообще погода ужасная и у нас.
Те дни мы всё сажали; выкапывали маленькие клёны и сажали вдоль забора от Олсуфьевского сада. Помогал Ваничка и артельщиковы мальчики, и было всем очень весело. Теперь и этого нельзя делать и наступает тоскливая ноябрьская пора. Сейчас мальчики играют на скрипке; Андрюшу берет учитель в Симфоническое собрание; сегодня седьмая симфония Бетговена. Место даровое в оркестре. Утром они с Мишей ездили на Ходынское поле на своей лошади. Там садка была, т. nbsp; е. пойманных раньше зайцев пускали в поле и пробовали резвость собак разные глупые и богатые господа. Мы с Таней доказывали Андрюше всю глупость этих занятий, он очень обижался. И представь, — чтоб эти замученные зайцы бежали, а не сели, им охотник откусывал хвосты! Бог знает что! — Очень рада, что тебе приятен Дунаев, я очень боялась, что ты будешь не рад нарушению уединения. Одно жаль, что погода ему не хороша для деревенского удовольствия. Попроси Машу мне написать, посадили ли Тане березки, это дело моей совести, и я потому интересуюсь. Еще отпустили ли вы Васю, или нет? Я думаю, вам лучше его не отпускать пока, а то вы ведь одни никогда не будете, всё гости, и Маше будет трудно. Что Маша? Как ее интимные дела и опомнилась ли она наконец, поняла ли, что ей надо скорей спасать себя и свою репутацию. Здесь неприятно напомнили опять о тяжелом событии с З[андером], о котором так хочется забыть. Флёров о З[андере] как говорил презрительно и не уважительно, я даже удивилась. Даже Флёров! Сейчас Лёва пришел обедать, он был у Раевских. Сама я эти дни дурно очень себя чувствовала и плохо спала. Сегодня у меня первый день, но я себя лучше чувствую. Как твое здоровье?
Иллюстрация:
Л. Н. и С. А. Толстые
С фотографии 1901 г.
Музей-усадьба Ясная Поляна
О статье твоей Тулонской
О статье твоей Тулонской — «Христианство и патриотизм» — статья, увидевшая свет в издании Элпидина в 1895 г. Тулонские празднества происходили в 1893 г. по поводу заключения франко-русского союза. 24 декабря 1893 г. Толстой писал Ге: «Бьюсь над статьей о Тулоне,
т. е. о жестокости, безбожности патриотизма и наглости обмана народа патриотизмом, которого давно уже нет и не может быть» («Толстой и Ге. Переписка», стр.174).я думала потому поместить кСутнер
Сутнер — Берта Сутнер, деятельная проповедница пацифизма, издательница журнала: «Die Waffen nieder», о котором Толстой писал: «Это преинтересный, прекрасно ведомый журнал, который надо выписать и которым надо пользоваться» (ПЖ, стр.462). , что тогда она будет иметь характер протеста войне, а не личного задора; не будет причины русским и французам обижаться; а это всегда лучше.
Отрывали от письма; был m-r Salomon. Он разделяет Тулонские чувства вполне с теми, кто их выражает. Он очень удивился, что ты смотришь на все эти выражения чувства так скептически и несочувственно. Когда я сказала, что ты пишешь статью против, он сказал с ужасом: «c’est impossible!»1 [«это невозможно!»] Он хочет послать тебе какие-то газеты, а сегодня принес критику на последнюю твою книгу в Женевском журнале, мы ее прочтем и пришлем. Ну, прощай, пора и кончить письмо. Целую тебя, Машу и Веру. Ложусь сейчас, а то устала и вяла́ я всё время. Напиши мне опять.
С. А. Толстая пометила: «Письма из Москвы, куда я переехала с учащимися детьми, в Ясную Поляну». Настоящему письму предшествуют два других от 17 и 18 октября; их мы не печатаем.
№ 299
25 октября 1893 г. Москва
Сегодня утромприслал нам Дунаев ваши письма прислал нам Дунаев ваши письма. Имеется в виду письмо М. Л. Толстой с припиской Л. Н. Толстого (см. ПЖ, стр.460)., милый друг Лёвочка и милая Маша, а вечером сам зашел на минутку и принес известие, что вы бодры, веселы и здоровы, чему я очень порадовалась. Мы тоже, славу богу, пока благополучны; Лёва стал бодрее, говорит сегодня, что он совсем здоров, но у него переходы очень быстрые, как и в Ясной было, от крайнего уныния к бодрости и наоборот. Ваничка сегодня со мной ездил на Смоленский рынок, где я покупала мебельПироговским Толстым Пироговские Толстые — семья гр. С. Н. Толстого.; его я отправила оттуда с няней по конке, и он был в восторге. — Таня вчера лежала весь день с теплым овсом на животе и с насморком, а сегодня ездила в школу совсем бодрая на лекцию анатомии, а сейчас ушла кСтраховым Страховы. Ф. А. Страхов (1861—1923), писатель, последователь Толстого.слушать пенье какой-тоКедриной Кедрина — Елена Сергеевна Кедрова, рожд. Федорова., Илюшиной соседки. Совсем я не рада, что она туда ходит, я всё-таки желаю своим детям лучшего общества. Приходили Горбунов и Попов; уехала Соня Мамонова; узнали сегодня грустное событие — умер от холеры в ПетербургеЧайковский Чайковский — Петр Ильич Чайковский (1840—1893). — Толстой писал С. А. Толстой 26 или 27 октября: «Мне очень жаль Чайковского, жаль, что как-то между нами, мне казалось, что-то было. Я у него был, звал его к себе, а он, кажется, был обижен, что я не был на «Евгении Онегине». Жаль, как человека, с которым что-то было чуть-чуть неясно, больше еще, чем музыканта. Как это скоро и как просто и натурально, и не натурально, и как мне близко». (ПЖ, стр.459). композитор.
Посылаю тебе сегодня же под бандерольюЖеневский журнал, где пишут о твоей новой книге Женевский журнал, где пишут о твоей новой книге. Толстой писал в письме от 26 или 27 октября: «Статья о новой книге очень плохая, но интересная тем, что пишущий республиканец считает своим долгом противодействовать ей». ; тебе, может быть, Лёвочка, это будет интересно.
Очень ты меня тронул своим участием к моему здоровью. Я очень себя дурно чувствовала всё это время и красный пузырь (как ты бывало говаривал) быстро стал выпускать дух и морщиться, — но теперь мне дня два получше. Болела прямо грудь и не было дыханья; это каждый год осенью, и с годами хуже. Холод мне стал тяжел и неприятен, совершенно как моей матери последние годы ее жизни. — Болезнь мне совсем не мешает: только помогает серьезнее смотреть на ту точку, которая будет конечная для перехода в вечность, и переход этот не только не страшен, а скорее радостен. Прежде была уверенность, что я для чего-то и для кого-то нужна; а теперь я вижу, что я всё меньше и меньше могу что-либо сделать, да и сил, энергии куда как меньше стало. Хотелось бы побольше спокойствия и одиночества, а это невозможно. Иногда такая потребность хоть на часок уйти в лес, куда-нибудь, где одна с богом и природой, а не с драпировщиками, гостями, учителями, тёмными, прислугой и т. nbsp; д.
Сегодня ждали Флёрова, но он не приехал. Лёва очень ждет ответа отГорбачева
Горбачев — «молодой доктор, рекомендованный Флёровым» (прим. С. А. Толстой).
В ответ на это письмо Толстой писал 26 или 27 октября: «Мне за тебя завидно себе, что я пользуюсь такой тишиной и досугом, тогда как ты в большой суете и тяготишься ею, как нельзя не тяготиться, особенно пустою, холостою суетою. Но меня радует твое стремление к сосредоточению, и я знаю, как по твоей, быстро переменяющей свои настроения натуре, эти стремления искренни. Ты, мне всегда кажется, можешь удивить не только меня, но самую себя» (ПЖ, стр.458; датировано 20 октября). , поедет ли он с ним за границу, и вообще Лёва очень спешит. Думаю, что дней через десять, а то и раньше, он уедет. Не хотелось бы мне, чтоб он уехал один.
