Терентий Николаев. —

383 Зачеркнутое начало: Терентий Николаев родился В начале царствования Императрицы Екатерины, в Московской губернии, в 100 верстах от города Тулы и в 17 — от Мценска, в левой стороне от большой Киевской дороги, на реке Зуше,384 Слова: на реке Зуше, вписаны между словами: большой и Киевской жил в своей вотчине селе Вяземском отставной385 маиор штык-юнкер Князь Николай Иваныч Горчаков.386 Князь Николай Иваныч был записан солдатом в Преображенский полк при Импер. Анне. При Императрице Елисавете был в походе зa границей и вернувшись по слабости зр зрения Князь Николай Иваныч вышел в отставку еще при Елисавете Елисаветы Петровне и женился на Анне Никитишне Рябининой, взяв за ней 200 душ приданого и с той поры безвыездно жил в главном из своих имений, в селе Вяземском, хорошим хозяйством и степенной скромной жизнью с каждым годом увеличивая свое состояние.388 Деревень у него было много. У него было 1000 душ, когда он вышел в отставку. Да нажил он еще 2000 душ и все скупал еще и еще деревни в своей округе.

В 1762 [году] у него родилась дочь Пелагея, потом Наталья, потом Анна, но сына, которого более всего желал Князь Николай Иваныч, Бог не давал ему. После 3-й дочери Княгиня Анна Никитична заболела и два раза выкинула, но Князь все не отчаявался иметь сына наследника, и он и Княгиня давали обещания и ходили молиться угодникам в Киев и посылали дары в монастыри мужские и женские, прося святых молить о том, чтобы Бог дал им сына.

Мавра Ивановна,389 Ѳедотовна мать Князя Николая Иваныча, урожденная Княжна Мордкина, была еще жива и уже 15-й год жила в390 Слово: в ошибочно написано дважды монастырѣ въ Хотьковѣ. И къ ней въ монастырь ѣздили Князь съ Княгиней. И у нея застали они Юродиваго Васю тку. Вася полюбилъ Княгиню, погладилъ ее по головѣ и велѣлъ ей молиться ангелу своему и тутъ же сказалъ: «Будетъ сынъ, будетъ Вася, да не видать тебѣ его. А ты не тужи, Николашка увидитъ, да и то зажмурится, чтобъ не видать. Тебѣ лучше будетъ, лучше. Молись ангелу». —

Князь и Княгиня часто потом поминали предсказанья юродивого. Оно все сбылось на радость их [и] на горе.

Через год после их богомолья Княгиня родила сына Василья и радости не было конца. Князь Николай Иваныч послал дары во все монастыри и у себя в вотчине заложил новый придел в храме во имя Василия Великого. Но предсказанье старца сбылось и не в этом одном. После рождения Василья Княгиня родила еще 2-х сыновей: Михаила и Александра, но когда любимому сыну Василью было еще только 10 лет, напала на детей воспа, меныпие оба умерли, и Княгиня с того горя заболела и умерла. Остался Князь Николай Иваныч вдовцом с двумя дочерьми и сыном. И сам Князь так много убивался и плакал, что и сам ослеп от слез. Одна радость ему была Васинька. И от Васиньки до сих пор кроме радости ничего не было. Мальчик был здоровый, веселый, и так понятлив для ученья, что все на него удивлялись. Князь391 Перед словом: Кн. в подлиннике не зачеркнуто: Самому стар. был стар (ему было тогда, в 1776 году, за 60 лет). И дом нельзя было оставить. Он, хоть и слепой, управлял всей вотчиной так, что соседи учились у него. Но сына надо было воспитывать, и он поехал на зиму в Москву с своими детьми, мамками, няньками и учителями французами и мадамами. В Москве у него был свой дом на Устретенке, и там он жил зиму, посылая сына в пансион. Служба же сыннина шла своим чередом, и он уже был поручиком Преображенского полка. Сам Князь, хоть не много служил и чин имел не знатный, но родня у него была в силе, брат двоюродный Иван Романович был женат на Суворовой, а Суворов тогда забирал силу. Молодой Князь был шаловлив и за женским женскаго полом рано стал бегать, но кроме радости от него до 16-ти лет Князь Николай [Иваныч] ничего не видел. 16-ти лет Князь Василий Николаевич поехал с дядькой в Петербург, а Князь Николай Иваныч благословил его и уехал в деревню. В это же время он отдал за муж обеих дочерей. Одну — за Депрер Депрерадовича , а другую — за графа Илью Толстого. — С той поры Князь жил в деревне, продолжая копить имение и награждая сына и зятьев. В молитве [?]393 Можно прочесть: И молиться Богу, Бога благодаря его за все полученные от него милости и надеясь на то, что горе, предсказанное юродивым, было смерть жены и детей и уж прошло; но оно не прошло, а только приближалось.

Князь Василий Николаевич жил в Петербурге у брата Алексея Ивановича, и тут началось горе, которого не знал еще отец. Василий Николаевич стал пить и играть.

Село Вяземское сидело по обе стороны реки Зуши вдоль по большей дороге от Мценска к Ефремову. По сю сторону реки ко Мценску на высокой горе, улицей, сидели Княжеские 73 двора, в конце дворов стояла церковь, и за церковью к спуску к реке сидели поповские и бобылей 8 дворов, да избушки дворовых. Внизу, влево от дороги вверх по реке сажен на 50 была большая наливная мельница о 4 постава, Княжеская же. За рекой на отлогом подъеме в гору были постоялые два двора и еще 22 двора Княжеские в перемежку с дворами других помещиков.

В селе, по обе стороны реки жили мужики боярские двух господ. Большая часть, 73 двора были прежде Князя Вяземского, от него перешли его дочери Ртищевой, от Ртищевой уже перешли внуке его, Княгине Горчаковой, и в 1757 году были Горчаковские. 8 дворов были Кузьминой395 Скуратовой барыни, всередине зареченской слободы и ее самой барской дворишко, да еще 2 двора были Писарева помещика, остальные на выезде 17 дворов были однодворцы и назывались Пашутинской слободой.

В ближней стороне у церкви была Горчаковская усадьба, и в ней в 1757 [году] жил сам Князь с Княгиней и с тещей Матрёной Федоровной Ртищевой. У церкви же жили два попа, дьякон, дьячки. —

За рекой жила Скуратова, вдова, Пулхерья Ивановна. Писаревы не жили, а в господском дворишке жил прикащик. —

Барский Княжеский двор и новые высокие хоромы стояли по сю сторону реки ото Мценска, сажень на сто вправо от дороги, насупротив Церкви.

Въезд на барский двор был против церкви. И прямо в заду двора стоял новый дом. Налево от него шли амбары и загибались на правую сторону. На левой стороне были конюшни, колясочные сараи, а спереди по обеим сторонам ворот были людские. Влево за двором был молодой сад яблочный. В право на склоне горы была дорога, а за дорогой дворы, конный и скотный и закуты дворовых. Позади дома была роща дубовая. В роще была баня.396 И через рощу шла дорожка на гумно и через другую рощу на скирдник. А за скирдником вправо шло поле, а в лево большой старый Ледовский лес. Случилось это на 5-й день после крестин, в то самое утро, как Князь Роман Федорыч, погостив у братца, с Княгиней собирался ехать домой. Было это Петровками, стояли жары. Накануне гостей было много. Приезжали проститься с почетным гостем. Большая половина осталась ночевать и потому Князь Роман Федорыч задумал выехать до света, чтоб холодком ехать и поспеть к обеду в село Сергиевское к приятелю и куму своему Князю Гагарину. Люди Княжеския всю эту ночь не спали. Свечера, отслужив за господским ужином и уложив господ спать, приезжие люди зашли на деревню, сами поужинали. За ужином выпили положенную от Князя Николая Ивановича водку, приезжим вынесли за ворота, поиграли с девушками песни, а тут уж и заря занялась, и пошли кучера лошадям корму задавать, а лакеи укладывать карету. — Кареты тогда были в нови, у Князя Николая Ивановича кареты не было, а были коляски венския и, так что, когда налюбовались все на новую золоченую Князь Романову карету и захотели убрать ее в сарай, то увидали, что она в ворота сарая не подходить; и потому свезли карету за рощу в пустой гуменный сарай и там ее поставили. Туда то в сарай и пошли двое людей: Камердинер Княжеский и Калмыченок укладывать карету. — Камердин прилег на оржаный ворох и послал Калмыченка в дом принесть ящик из под козел. — Только они вышли из калитки на дорожку к бане, как увидали сквозь деревья, кто то пошел от бани да не к гумну, а лесом к Ледовому. — Эй, что за человек? — крикнул он. — Баба никак, — сказал камердинер, но баба не остановилась, a побежала, только красная понева и пятки, босые ноги сверкали меж деревьев. — И яй! Держи, — вдруг весело и лихо гаркнул камердинер. — Ту его! — и пустился бежать за ней. Но Савелий был человек грузный, такой же, как его барин, и скоро запыхался. Но повеселиться чем нибудь ему хотелось. — Эй ты, косоглазый, держи, ты легок. И яй, — гаркнул он опять. — Лови, косоглазый чорт! И яй! Ту его! Чур пополам. — Он остановился и кричал, смеясь и поглядывая на быстро удалявшийся от него красный камзол припустившего калмыченка. Калмыченку было лет 15. Его два года тому назад свояк привез из Оренбурга и подарил князю. Калмыченок был жилистой, ловкий и резвый. Он живо стал нагонять бабу. Уж ему видно было, что она простоволосая, молодая, небольшая ростом, но очень красивая, статная девка. Как только она выбежала через лес на гумно и подбежала к воротам, он нагнал ее и ухватил сзади за руку. — Попала, — закричал он. — Держи крепче! И я яй! — отозвался из за леса бегущий Савелій. Но дѣвка или баба, какъ кликуши кричатъ, закричала страшнымъ голосомъ и стала вырываться и, обернувшись къ нему, она другой рукой отдернула его руку и, не переставая, то визжала, то рѣвѣла, то закатывалась. Но онъ былъ цѣпокъ и держалъ ее. Вырываясь, она упала и уронила его съ собой, но онъ все не пускалъ ее. Но барахтаясь на землѣ, онъ вдругъ почувствовалъ жгучую боль въ рукѣ. Она подвела его замершія на ея рукахъ руки ко рту и, пригнувшись къ нимъ, забрала его палецъ въ зубы и, перебирая его къ кореннымъ зубамъ, откусила его. — Собака! — завизжал остервенившись Калмыченок и, отпустив руку, схватился за запор, но она вырвала у него запор и побежала опять к воротам. Но у ворот он опять стал нагонять ее. Добежав до ворот, она ухватила кол, которым притыкались ворота и, прижавшись задом к верее, задыхаясь, остановилась, подняв кол. — Пусти, брось! — Не хочу! Да воскреснет Бог. — Не уйдешь, сука! — И взмахнув, из всех сил ударила им Калмыченка по голове, и тотчас же, подлезая под перекладину, выскочила за ворота, и побежала зa ригу. У Калмыченка потемнело в глазах, но он оправился и выбежал за ригу, но, выскочив на ту сторону, он уже не видал ее. На крик девки, Калмыченка и камердинера собралось много народа. Караульщики, мужики, ехавшие из ночного, кучера — люди отъезжавшего Князя и тутошние. Калмыченок, высасывая кровь из своего откушенного второго пальца, ругался на ведьму за то, что она его изувечила; собравшиеся лакеи, мужики и кучера смеялись над Калмыченком. — Видно сходить тебе к бабке, палец поправить, — говорил один. — Ничего, брат, Колбашка, — (так звали Калмыченка) — мы у шестипалого лишний палец отрежем, тебе приставим, — говорил другой. — Эх, Колбашка, сердечный и кукиша нечем показать, — Ведь Ведьма , — говорил третий. Но караульщик и староста не шутя толковали, что за баба была, воровка ли или ведьма. Тем временем уже хорошо рассвело. Потолковав и завязав тряпкой палец Колбашки, стали уже и расходиться по своим делам, когда, проходя назад мимо бани, вдруг и камердинер Савелий и староста в раз увидали на прелой соломе, выкинутой у крылечка бани, увидали лежит что-то в дерюжке. — Сразу видно было, что не узелок, ни штука какая, а что то живое. Развернули дерюжку, а он лежит на спинке, щурится и, зажав кулачки, из обеих рук кукиши показывает. В этой то бане на выкинутой из двери прелой соломе на 7-й день после родин молодого Князя нашли подкинутого, только что рожденного младенца.