«Кто у вас теперь дирижёром? — спрашивал Н. Н.: — давно уж я здесь не был».
«Иван Матвеичь», — отвечал Цыган.
«И Таня запевает, и Марья Васильевна».
«Маша, которая у Б. жила Брянцова? эта хорошенькая? разве она опять у вас?»
«Так точно-с, — отвечал улыбаясь Цыган. — Она приходит на пляску иногда».
«Так ты сходи за ней, да шампанского принеси». —
Цыган получил деньги и побежал. Старик Генерал, как следует старому Цыганёру, сел верхом на стул
стулом
и вступил в разговор с старухой о всех старых бывших в Таборе
Цыах
Цыганах
и
Цыах
Цыганках
. Он знал все родство каждой и каждого. Гвардеец толковал о том, что в Москве нет женщин, что приятного у Цыган ничего быть не может уже только потому, что обстановка их так грязна, что внушает отвращение всякому порядочному человеку. Хоть бы позвать их к себе, — то другое дело. Н. Н. говорил ему, что, напротив, Цыгане дома только и хороши, что надобно их понимать и т. д. Alexandre прислушивался к разговорам и хотя молчал, в душе был на стороне Н. Н., находил так много оригинального в этой обстановке, что понимал, что тут должно быть что-нибудь особенное, приятное. От времени до времени отворялась дверь в сени, в которую врывался холодный воздух, и попарно входили Цыгане, составлявшие хор. Мужчины были одеты в голубые, плотно стягивающие ихъ стройныя таліи казакины, шаровары въ сапоги, и всѣ съ длинными курчавыми волосами; женщины въ лисьихъ, крытыхъ атласомъ салопахъ, съ яркими шелковыми платками на головахъ и довольно красивыхъ и дорогихъ, хотя и не модныхъ платьяхъ. Цыганъ принесъ Шампанское, сказалъ, что Маша сейчасъ будетъ, и предлагалъ начать пляску безъ нея. Онъ что-то сказалъ дирижеру, небольшому, тонкому, красивому малому въ казакинѣ съ галунами, который, поставивъ ногу на окно, настраивалъ гитару. Тотъ съ сердцемъ отвѣчалъ что-то; нѣкоторыя старухи присоединились къ разговору, который постепенно становился громче и, наконецъ, превратился въ общій крикъ; старухи съ разгорѣвшимися глазами размахивали руками, кричали самымъ пронзительнымъ голосомъ, Цыгане и нѣкоторыя бабы не отставали отъ другихъ. Въ ихъ непонятномъ для гостей разговорѣ слышалось только часто повторяемое слово: Мака, Мака. Молоденькая, очень хорошенькая дѣвушка Стешка, которую Дирижеръ рекомендовалъ, какъ новую запѣвалу, сидѣла потупя глаза и одна не вступала въ разговоръ. Генералъ понялъ въ чемъ было дѣло. Цыганъ, который ходилъ за Шампанскимъ, обманывалъ, что Мака, т. е. Маша, придетъ, и они хотѣли, чтобы запѣвала Стешка. Вопросъ былъ въ томъ, что Стешкѣ надо было или нѣтъ дать 1 1/2 пая.
«Ей Чавалы! — кричал он, — послушайте, послушайте», — но никто не обращал на него ни малейшего внимания. Наконец кое-как он успел добиться того, что его выслушали.
«Мака не придет? — сказал он, — так вы так и скажите». —
«Повѣрьте моей чести, — сказалъ дирижеръ: — С[тешка] споетъ не хуже ея; а ужъ какъ поетъ «Ночку», такъ противъ нея нѣтъ другой Цыганки, вся манера Танюши, вѣдь изволите всѣхъ нашихъ знать, — прибавилъ онъ, зная, что этимъ льститъ ему. — Извольте ее послушать».
Цыганки, в несколько голосов обратясь к
Г
Генералу
, говорили то же самое.
«Ну ладно, ладно, габаньте».
