— Он прелестен, твой разбойник, — сказала Марья Васильевна мужу. — Булька стал любоваться его кинжалом. Он подарил его ему. Надо будет отдарить его.

Воронцов подошел к Хаджи-Мурату. Хаджи-Мурат, не вставая, подарил его своей заразительной улыбкой белых зубов из под черных стриженных усов; гладя мальчика по курчавой голове, проговорил:

— Джигит! Джигит!

Переводчик же передал Воронцову желание Хаджи-Мурата совершить молитву.

Его отвели в уборную, но ему не понравилось, и он вышел в сарай и там, разувшись, сделал омовение и стал с своими нукерами на молитву.

Всё было бы хорошо, но в это время рыжий, старый генерал барон Меллер-Закомельский, узнав о том, что из гор вышел Хаджи-Мурат и явился не к нему, а к Воронцову, вышел из себя и послал тотчас же за Хаджи-Муратом своего адъютанта.

Воронцова застал адъютант за обедом. Он попросил подождать и тотчас же отправился с Хаджи-Муратом к Меллеру.

Умная Марья Васильевна поняла, что тут что-то не так и, несмотря на успокоение мужа, пошла вместе с ним к генералу.

— Vous feriez beaucoup mieux de rester, c’est mon affaire, pas la vôtre.554 *** Гораздо лучше тебе остаться, это мое, а не твое дело.

— Vous ne pouvez pas m’empêcher d’aller voir madame la générale.555 *** Ты не можешь мне препятствовать посетить генеральшу.

— Можно бы в другое время.

— А я хочу теперь.

Так поговорили муж с женой, остановившись на крыльце. Хаджи-Мурат, опустив глаза, делал вид, что он не замечает, но блестящие глаза его играли. Наконец они пошли все трое. Хаджи-Мурат оказался хромым. Одна нога его была короче другой. Но он шел все-таки легко в своих мягких черных чувяках.

Когда они вошли, Меллер с мрачной учтивостью проводил Марью Васильевну к жене. Адъютанту велел проводить Хаджи-Мурата в приемную и не выпускать, а князя Воронцова строго попросил к себе в кабинет, и сам прошел в дверь вперед его.

— Какое вы имели право вступить в переговоры с неприятелем без моего ведома? — сказал он, затворяя дверь.