Горохов смотрел на эти горы, дышал во все легкие и радовался тому, что он живет, и живет именно он и на этом прекрасном свете. Радовался он немножко и тому, что он такой молодец,
1848
XII (12) Действительно все мысли Хаджи-Мурата были заняты одним: как выручить семью из-под власти Шамиля.
Кроме того что1849
Хаджи-Мурат
он просил1850
об этом
Воронцова о том, чтобы выкупить и выменять его семью, он и сам вел о том же тайные переговоры с горцами.1851
о том, чтобы выкрасть его семью и вывести ее к русским
Один горец обещался ему1852
сделать
устроить побег его семьи, но, доехав до Дарго,1853
Ведено
где в ближайшем к Ведено ауле содержалась семья Хаджи-Мурата, увидав, что1854
выкрасть
увезти семью невозможно, под такой строгой стражей она находилась, — вернулся назад и объявил Хаджи-Мурату, что, несмотря на триста червонцев, которые были обещаны ему, он отказывается от этого дела. Вслед за этим Хаджи-Мурат получил через лазутчика известие от самого
Бутлер вышел вместе с Хаджи-Муратом на крыльцо, но не успели они сойти еще с ступенек, как на них налетел верховой и взялся за пистолет; но не успел он поднять руку, как Софедин,1859
бросив
оставив лошадь, которую он держал, бросился на него, толкнул пистолет, выстрел раздался, и пуля пролетела кверху. Софедин1860
очевидно
оглянулся на Хаджи-Мурата, желая знать, что делать, убить ли этого человека, но Хаджи-Мурат уже сам был подле верхового.1861
и выхватив кинжал хотел
Он весь преобразился, когда увидал верхового;
Хаджи-Мурат, несмотря на свою короткую ногу, вскочил и, хромая, быстро ходя, как тигр в клетке, стал взад и вперед бегать по комнате.1863
Тоска его мучала страшная и погода была подходящая к его настроению. Дул упорный холодный ветер. Он молился нынче уже три раза.
Когда Хаджи-Мурат решал сделать какое-либо дело, он не мог быть спокоен, пока не делал его. Теперь это дело — важнее всех других дел, состояло в том, чтобы во что бы то ни стало выручить семью. И он или умрет или сделает это. Но как? Оставаться здесь, выкупить1864
выкрасть
семью и заслужить1865
здесь
славу, быть генералом, покорить русскому царю Кавказ, уничтожить
Оставалось одно: вернуться в горы, поднять аварцев,1866
и отделиться от
восстать на
1869
Говорить с Сафедином- нукером нечего было, с остальными тем менее.
«Пойти поговорить с мюридами», — подумал Хаджи-Мурат, но они не могли понять, они были только покорные рабы. Что велит Хаджи-Мурат, то они будут делать. Один рыжий1870
Сафедин
Гомчего имел свои мысли, и Хаджи-Мурат знал их вперед.1871
Сафедин
Гомчего или молчал или говорил: «Твоя воля», — но Хаджи-Мурат знал, что1872
Сафедин
Гомчего одного желал;1873
зарезать этих собак казаков, которые ездили за ними и караулили их.
побить, порезать сколько можно русских собак и бежать в горы.1874
Хаджи-Мурату тоже хотелось, но в душе его боролись разные страсти; прежде всего его мучала злоба, зависть к
Но оставаться одному Хаджи-Мурату было слишком тяжело, и он пошел1877
через
В комнате, где жили нукеры Хаджи-Мурата,1883
было темно, только
не было света, только молодой месяц в первой четверти1884
клал бело зеленые белые
— Зашей и эти, — сказал он.
— Хорошо, — сказал Сафедин, сгребая золотые в руку и тотчас же выйдя на свет месяца, достав из-под кинжала ножичек,
— А ты, Гомчего, — сказал Хаджи-Мурат, — заряди ружья1894 Зач.: и себе и молодцам и возьми хлеба и баранины. Сафедин вздрогнул и злобно улыбнулся, оскаля зубы. и пистолеты. Завтра поедем далеко.1895 Гомчего, остановив свое занятие, радостно кивнул головой. Свист железа о камень прекратился и радостный
— Порох есть, пули есть. Будет готово,1896 Всё будет, завтра, сказал он и, быстро встав, пошел к стене, на которой висело их оружие. — сказал он радостным голосом, и Гомчего издал странный звук, выражавший удовольствие.
Но Бутлер, сделав всё, что мог, все-таки несколько успокоился и теперь больше, чем когда-нибудь, отдался прелести воинственной кавказской жизни. Это было одно, но большое утешение. Кстати Богданович, давно уже не ходивший в засаду, намеревался идти нынче в горы, и Бутлер вызвался идти с ним.
Перед вечером в воротах крепости послышались песенники с тулумбасом и ложечниками. Пели почти плясовую: «Мы давно похода ждали, со восторгом ожидали», и показалась пехота и артиллерия. Это было войско, которое Барятинский стягивал в Куринское, с тем, чтобы выйти навстречу тому отряду, с которым он прямо через всю считавшуюся недоступной Чечню намеревался пройти в Куринское.
Тут были две роты1897 Новашинского Кабардинского полка, и роты эти по установившемуся кавказскому обычаю были приняты, как гости, ротами, стоящими в Куринском. Солдаты разобрались по казармам и угащивались не только ужином — кашей, говядиной, но и водкой, и офицеры разместились по офицерам. Как и водилось всегда, началась попойка, и Иван Матвеевич напился так, что сел верхом на стул, выхватил шашку и рубил воображаемых врагов и хохотал и обнимался1898 и под конец и плясал под любимую свою песню: «Сени, мои сени». Бутлер был тут же. Он старался видеть и в этом военную поэзию, но в глубине души ему это не нравилось, и жалко было Ивана Матвеевича, но остановить его не было никакой возможности. И Бутлер, чувствуя хмель в голове, потихоньку вышел и пошел домой.