— Постращать, т. е. сколько розог прикажете дать?
— Ах, братец, сколько же раз нужно тебе говорить, что я не хочу и не нахожу нужным наказывать телесно. Постращать значит словами, а не розгами. Сказать ему, что, ежели он не исправится, то его накажут, а не бить.
— По нашему, по деревенскому, не так-с...
— Какой ты несносный человек, Яков!
— Слушаю-с, я поговорю, а вы домой изволите?
— Нет, к Давыдке
— Вот тоже ляд-то. Уж эта вся порода Козлов такая; чего-чего с ним не делал, ништо не берет. Вчера по полю крестьянскому проехал, у него и гречиха не посеяна. Что прикажете делать с таким народом. Хоть бы старик-то сына учил, а то такой же и себе, и на барщине только через пень колоду валит. В прошлом годе перед вашим приездом земли вовсе не пахал; уж я его при сходке драл, драл.
— Кого? неужели старика?
— Да-с, так верите ли, хоть бы те что, встряхнулся,
— Как не курит?
— Не пьет. Эта вся уж порода такая, вот Митрюшка тоже ихней семьи, такая ж ляд проклятый.
— Ну, ступай, сказал Князь и пошел к Давыдке Белому.
Давыдкина изба криво и одиноко стоитъ на краю деревни, выстроенной въ линію. Около нея нѣтъ ни двора, ни авина, ни амбара. Только какіе то грязные клевушки для скотины лѣпятся около съ одной стороны, съ другой кучею наваленъ лѣсъ, и высокій, зеленый бурьянъ растетъ на томъ мѣстѣ, гдѣ когда-то былъ дворъ.
Никого не было около избы кроме свиньи, которая лежала у порога; Николинька постучался в разбитое окно, никто не отзывался, он подошел к сеням и крикнул: «хозяева», — тоже самое; потом прошел сени, заглянул в клевушки и вошел в отворенную избу; тощий, старый петух и две курицы, забравшияся на стол и лавку в тщетной надежде найти какие-нибудь крохи, с кудахтаньем, распустив крылья, забились по стенам, как будто их хотели резать. 6-аршинную избенку всю занимала с разломанной трубой печь, ткацкий стан, который не был вынесен, потому что некуда было его поставить, почерневший стол и грязная лужа около порога, образовавшаяся во время дождя в прошлую неделю от течи в потолке и крыше. Полатей не было. Трудно было подумать, чтобы место это было жилое, такой решительный вид запустения и беспорядка носила на себе, как наружность, так и внутренность избы; однако тут жил Давыдка Козел и даже в настоящую минуту, несмотря на жар Іюньского дня, увернувшись с головой в полушубок, крепко спал, забившись в угол печи. Даже испуганная курица, вскочившая на печь и бегавшая по спине его, нисколько не мешала ему. —
Николинька хотел уже выйдти, но сонный, влажный вздох изобличил хозяина.
