— Ну, это ваше дело, — сказала она, опять овладев собой, тем же ровным, почти идиотским голосом. — Давайте теперь, — быстро оглянувшись, проговорила она, заметив, что смотритель отошел на другой конец комнаты.

Нехлюдов достал две 3-х рублевые бумажки и положил ей в руку.

— Вот это хорошо, — сказала она, робким воровским жестом пряча бумажки в рукав. — Приходите опять в четверг. Поскорей бы сослали. А то вахтеры здесь такие — пристают.

Скоро после этого к ним подошел смотритель и потребовал Катюшу за решетку. Нехлюдов был минуту в сомнении, как проститься с ней: поцеловаться или пожать только руку. Она стояла перед ним сложив руки и ожидая. Он вспыхнул, она тоже покраснѣла, также, какъ 14 лѣтъ тому назадъ за кустомъ сирени, но стыдъ этотъ былъ совсѣмъ другой, чѣмъ тотъ. Думалось и то, что надо поцѣловать, чтобъ она не думала, что я не хочу, и ставлю ей въ вину ея позоръ. И она думала тоже. Думалось и то, что поцѣлуй можетъ навести на мысль о тѣхъ отношеніяхъ, которыя, несмотря на женитьбу, не должны быть, думалось и то, что совѣстно при всѣхъ этихъ людяхъ. И онъ рѣшилъ, что не надо, и пожалъ ее руку. Рука была таже твердая и пріятная.

— Прощай, Катюша, скоро буду.

Скоро зашумели арестанты, с звоном цепей выходя из за решетки, и посетители стали выходить, и опять вахтера, выпуская, в две руки считали их, чтобы не вышел лишний и не остался в тюрьме.

Прежде чем ехать домой, Нехлюдов пошел к смотрителю и распросил о всех тех формальностях, которые нужно исполнить для того, чтобы жениться на приговоренной. Формальностей оказалось очень много. Нехлюдов записал их все и в тот же день принялся за исполнение их.

Из Москвы уже все уехали, уехали и Кармалины, очень недовольные Нехлюдовым, и Нехлюдов оставался один с нянюшкой в своей большой квартире, ожидая окончания формальностей для вступления в брак и отправления вместе с партией в Сибирь. Венчанье было назначено на 6 Іюня, а на 9 Іюня отправка партии.

Чѣмъ больше проходило времени со времени рѣшенія Нехлюдова, тѣмъ больше онъ утверждался въ немъ и не только не раскаивался, но испытывалъ новое чувство радости и энергіи. Катюша была все также мертва и непривлекательна, но именно эта непривлекательность, отвратительность ея только увеличивала въ немъ его чистую любовь къ ней, не ждущую ни отъ нея, ни отъ кого бы то ни было какой нибудь награды, любовь, ищущую радости и блага не себѣ, а другимъ. Онъ испытывалъ чувство подобное тому, которое бы испытывалъ человѣкъ, отогрѣвая замерзшаго друга. Съ каждымъ днемъ и часомъ онъ чувствовалъ, какъ разгорается все больше и больше тепло въ его душѣ, и это увеличеніе тепла, т. е. любви, не то чтобы радовало его — радости тутъ не было, напротивъ, тяжелое, напряженное чувство, — но удовлетворяло его, давало ему сознаніе того, что онъ дѣлаетъ то, что нужно дѣлать и лучше чего онъ ничего не можетъ дѣлать. Удастся ему пробудить въ ней жизнь,159 отъучить ее от вина и папирос, вызвать въ ней всѣ лучшія воспоминанія ея чистой жизни, вызвать въ ней хоть не любовь, но сочувствіе къ себѣ, это будетъ огромное, сверхъ должное счастье, не удастся, и она останется такою и его женою, онъ все также будет окружать ее заботой и любовью, и ему будет также хорошо. Кроме приготовления к женитьбе, это последнее время Нехлюдова занимали и его проэкты освобождения себя от земельного рабовладельчества.

Проэкт его был готов, и в ближнюю Рязанскую деревню, в то самое, унаследованное ему от тетушек имение он съездил сам, чтобы написать с крестьянами условие, в дальния деревни Нижегородския и Самарския он писал,160 приглашая приехать к себе уполномоченных от общества. что приедет тогда, когда будет отправлена партия, т. е. в Іюле. В Рязанской губернии у него было 800 десятин прекрасной черноземной земли. Едва ли где в России была лучшая земля и едва ли тоже где в России народ находился в худшей нищете, бедности и унижении. Рабство земельное, и ужасное, жестокое рабство, было здесь совершенно очевидно.

Тогда, 14 лет тому назад, когда он гостил у тетушек, он ничего не видал этого. Земли были все захвачены дворянами,161 и частью перепроданы или отданы в аренду купцам, и крестьянам отдана только самая малая и худшая часть, так что теперь, 30 лет после освобождения, при кое где удвоившемся населении, крестьянам кормиться с своих наделов было невозможно: недоставало хлеба на полгода. Уйти, переселиться крестьянам воспрещалось, — тогда правительство было против переселений, — так что крестьяне волей-неволей должны были закабаляться помещикам, чтобы работать на них или нанимать землю по 15, 20 рублей за десятину или обрабатывать по 4 рубля серебром сороковую десятину. Голода, признанного голода тогда еще не было, но Нехлюдов теперь, с своей точки зрения земельного рабства глядя на крестьян этой местности, был поражен их нищетой.162 Были кое где богатые крестьяне, но большинство были нищие. Держались только те, которые могли отпускать своих работников в города в каменьщики, плотники, дворники, и богачи, закабалявшие себе бедняков и захватывавшие их земли.

Проэкт Нехлюдова, который он сообщил собранным крестьянам из трех деревень, к которым примыкала его земля, был принят сначала недоверчиво и даже враждебно. Все выслушали молча, и на другой день пришли выбранные от одной из деревень, самой большой и богатой, с предложением отдать им землю просто по старому, в наймы и дороже, чем он назначал, — он назначал по 6 рублей в круг, а они давали 8, — но только без всяких новостей, а по старому. Купец мельник, с своей стороны, давал по прежнему по 9 рублей. Нехлюдов отказал и опять собрал крестьян, не всех, но более умственных, к себе вечером.

Он жил в маленьком флигельке-конторе, но для этого случая открыл дом и, угащивая мужиков чаем в тетушкином зале, — собралось около 20 человек, — высказал им свой взгляд на грех и незаконность собственности земли, описал им их положение рабства так верно, что некоторые, более смелые, разогретые чаем, разговорились, и вдруг прорвалось все то постоянно живущее в народе негодование на ту кабалу, в которую они пойманы. «Ни прутика леса, ни травы, за ботву картофельную платим по 5 рублей или десятину обработать, ни пастбища. Земли все за 5 верст, а на барскую взнесли цену так, что не оправдывает. Веревки вьют из нас как хотят. Хуже барщины».

Когда они высказались, Нехлюдов стал спрашивать, какже бы они думали устроить.

— Ну, если бы Царь сказал: «делайте с землей как хотите», как бы вы сделали?