М. В. Дворовые само собой, да и мужики теперь после грамоты уж не работают. Чтож тут хорошего? Я не пойму. —
И. М. 100 не 100, а раз 50 я тебе уж толковал, что по уставной грамоте они положенные дни работают, а не все.
М. В. Какже говорили, что совсем перестали работать? Намедни птичню поправить не пошли. Я этого не пойму.
И. М. Коли бы вовсе не работали, так нам бы жрать давно нечего было. Меньше работают.
М. В. Так чтож хорошего, что меньше работают? Это не хорошо, значит, сделано. Да ты не сердись, уж я не пойму.
И. М. Что мне сердиться! Нет, я говорю, что можно перенести,
К. М. (пожимает плечами). Неужели вам легче произнести унизительное Сашка, чем Александр? —
И. М. Ну, Александр, держи дальше огонь. Что Семен Петрович не приезжал, не присылал? А Люба где?
М. В. За грибами ушла. —
[И. М.] (помолчав немного). Вот, дай выкуп сделаю, чорт их возьми, развяжусь, заплачу долги, завод построю.
М. В. Чтож это выкуп лучше будет, Мишель? Это бы уж лучше.
И. М. (смеясь). Вот тогда, матушка, совсем работать не будут. Ничего, Бог не выдаст, свинья не съест. Как нибудь перебьюсь. Спасибо прикащик хорош попался. Без него бы беда.
К[атерина] М[атвѣевна.] Немного вы опоздали. Какая здесь была возмутительная сцена, истинно плантаторская!
К. М. Действительно, неразвитость возмутительная, но все таки он старается, надо отдать ему справедливость, быть человечнее.