Это меня слегка успокоило, если это опять не обман, и я легче дожила сегодняшний день. Играла с миленькими детками: Танечкой и Микушкой. Танюшка говорит: «Я бабушку люблю больше всех на свете!» Ходили и гулять, грибы собирали, рыжики и валвянки, и с детьми весело.

Здесь толпа народу, и это утомительно немного, но легко то, что нет ответственности за хозяйство; а бедной Тане трудно, и мне совестно, что мы приехали четверо и своих здесь много. Вечером играли мы в винт, и я рада была посидеть вечерком хоть сколько-нибудь с мужем. Но он очень увлекается винтом, а меня постоянно упрекает за плохую игру и старается устранить. Вчера я всех обыграла.

Бедный Сухотин угнетен дождями, погубившими овес и сделавшими ему тысячи на три убытку. А у Тани пропал багаж, из Орла будто не погрузили. Обедала я сегодня с маленькими и их нянями отдельно, и дети были в восторге. А я была в восторге, когда Лев Ник. встал из-за стола и пришел на меня взглянуть. Как я еще глупо к нему привязана сердцем!

17 августа . Весь день усердно выправляла «Детство» 86 В «Предисловии» к I части С. А. Толстая сообщала, что письмо Толстого к брату Сергею, в котором он высказал свое недовольство цензурным вмешательством при публикации «Детства» в «Современнике» (см. ПСС, т. 59, с. 217), побудило ее «прочесть все рукописи, касающиеся «Детства», и восстановить по ним рассказ этот без тех нелепостей и пошлостей, о которых упоминает Лев Николаевич». «Предполагая, что издание «Детства» по рукописи, всецело написанной рукой Льва Николаевича, без вмешательства редакции и пропусков цензуры, представит большой интерес, я решила печатать «Детство» в новом издании по этой рукописи». По ее словам, она не располагала той рукописью, «по которой печаталось «Детство» («Сочинения гр. Л. Н. Толстого», ч. I, М., 1911, с. 5—6). Поэтому С. А. Толстая взяла за основу рукопись третьей, неоконченной редакции, дополнила ее вставками из четвертой редакции и таким образом создала контаминированный текст. . Поразительно, до чего черты молодости те же, как и черты старости. Преклонение перед красотой (Сережа Ивин), и потому страдания за свою некрасивость и желанье заменить красоту тем, чтоб быть умным и добрым мальчиком. Поразительна глава «Гриша» по рукописи и места, пропущенные в книге: это чувственная сцена в чулане с Катенькой непосредственно после умиления и приподнятого религиозного чувства веры и высоты духовной юродивого Гриши.

Красота, чувственность, быстрая переменчивость, религиозность, вечное искание ее и истины — вот характеристика моего мужа. Он мне внушает, что охлаждение его ко мне — от моего непонимания его. А я знаю, что ему главное неприятно, что я вдруг так всецело поняла его, слишком поняла то, чего не видала раньше.

Ходил Лев Никол. гулять по парку, и был у него в гостях скопец 87 В. Я. Григорьев. , с которым он беседовал более двух часов. Не люблю я сектантов, особенно скопцов. А этот, кажется, умен, но неприятно хвастается своей ссылкой.

Опять сегодня что-то чуждое и грустное в Льве Николаевиче. Верно, все тоскует по своем идоле — Черткове. Хотелось бы ему напомнить мудрую заповедь: «Не сотвори себе кумира», да ничего не поделаешь с своим сердцем, если кого сильно любишь.

Какая унылая, серая погода! Но люди здесь все милые, простые, не говоря о заботливой о всех дочери моей Тане. Михаил Сергеевич весь в хозяйстве; и не волнуется же об этом Лев Николаевич, а именно в эту старинную, привычную помещичью атмосферу его и тянет. В Ясной Поляне все надо отрицать и от всего страдать, и многое там уже испорчено тяжелыми воспоминаниями. Там он уже давно на меня взвалил всю тяжесть жизни и, разумеется, не может не страдать от этого, чувствуя свою вину. Вспомнила Ясную Поляну за последнее время, и как-то не хочется опять жизни там. Хотелось бы новой жизни, новых людей, новой обстановки. Как все там наболело! И давно надвигалась эта болезнь нашей жизни.

Вечер провела праздно, устало; только хорошо было, когда с детьми играли: такие они оба миленькие! Позднее Лев Ник. с увлечением играл в винт до 12-го часа. Просил у Тани какой-нибудь легкий, французский роман читать. Как ему надоела его роль религиозного мыслителя и учителя, как он устал от этого! И даже игра с детьми в мнения и другие игры доставляет ему приятное развлечение. Он не хотел, чтоб я это видела, т. е. его желанье отдыха от его роли религиозного учителя, и потому старательно отклонял мой приезд в Кочеты. С болью сердца вспоминаю, как я спросила его, проведет ли он наши два рождения в Кочетах или вернется в Ясную (22-го или 28-го)? Он мне на это сказал: «Что же, это на днях. А вот ты оставайся в Ясной и приезжай к 28-му, к моему рожденью».

Я так и вспыхнула от горя и обиды. Очень мне нужно его рожденье, если он так старательно хочет от меня отделаться! И я нарочно тогда тотчас же решила, что поеду тоже в Кочеты. Тут, по крайней мере, мои две любимые Тани. Так как у меня теперь много дела по изданию и я желала бы знать, сколько мы тут проживем, я спросила об этом Льва Н—а, а он мне грубо сказал: «Я не солдат, чтоб мне назначать срок отпуска». Вот и живи с таким человеком! Боюсь, что он, с свойственным ему коварством, зная, что мне необходимо вернуться, будет жить здесь месяцы 88 А. Б. Гольденвейзер 15 августа записал: «Александра Львовна говорила мне, что Л. Н. взял с собою такие вещи, которых обыкновенно, уезжая, никогда не берет. Очевидно, он имеет в виду возможность не вернуться очень долго, может быть, и совсем» ( Гольденвейзер, II, с. 264). .

Но тогда и я ни за что не уеду, брошу все, пропадай все! Кто кого одолеет? И подумать, что возникла эта злая борьба между людьми, которые когда-то так сильно любили друг друга! Или это старость? Или влияние посторонних? Иногда смотрю я на него, и мне кажется, что он мертвый, что все живое, доброе, проницательное, сочувствующее, правдивое и любовное погибло и убито рукою сухого сектанта без сердца — Черткова.

18 августа . Ужасное известие прочла в газетах. Черткова правительство оставляет жить в Телятинках 89 14 августа Чертков получил официальное уведомление об окончательном снятии с него запрещения проживать в Тульскойгуб. и в Телятинках в частности. Сообщение об этом появилось 18 августа во многих газетах. ! И сразу Лев Николаевич повеселел, помолодел; походка стала легкая, быстрая, а у меня с мучительной болью изныло все сердце; билось оно в минуту 140 ударов, болит грудь, голова.

Рукою бога, по его воле мне послан этот крест, и Чертков с Львом Николаевичем избраны орудиями моей смерти. Может быть, когда я буду лежать мертвая, у Л. Н. откроются глаза на моего врага и убийцу, и он тогда возненавидит его и раскается в своем греховном пристрастии к этому человеку.