— Ну, так в Эрмитаж, — сказал Степан Аркадьич, вспоминая, что в Новотроицком будут просить долг. — А Красавцева взять? Он милый малый.

— Если можно не брать, то лучше, — сказал Ордынцев улыбаясь.

— Можно и не брать. А Толстая давно ли? А какова Собещанская? Прелестна. Что же Добре? Продулся? Завтра будешь обедать?

— А, Наталья Дмитриевна, и вы пришли посмотреть коров. Вот рекомендую — Ордынцев, скотовод.

Так переговаривался, раскланиваясь, Степан Аркадьич на право и на лево. И Ордынцев, к удивлению, замечал, что на всех лицах, с которыми говорил Алабин, отражалась таже ласковость, что и на лице Алабина.

На катке стояла толпа зрителей, и каталось человек 15.376 но из всех, как муха в молоке, видна была одна дама в суконной, обшитой барашком шубке, с такой же муфтой и шапочкой. Он остановился, чтобы оправиться, и, когда уже подошел к ступени, увидал ее. Она была в суконной, обшитой барашком шубке, в такой же шапочке. Он узнал ее не по тонкому стану, какого не было у другой женщины, не по длинной грациозной шее, не по маленькой головке с белокурой тяжестью волос, не по ножкам, тонким и грациозным, в высоких ботинках, не по377 ленивой и достойной спокойной граціи движеній; но онъ узналъ ее по трепету своего сердца, когда глаза его остановились на ней. Онъ сошелъ внизъ и, поздоровавшись съ стоявшимъ у катка двоюроднымъ братомъ ея Гагинымъ, сталъ подлѣ него.378 На полях против последних строк написано: В их отношениях была поэзия дружбы к умершему брату. Она каталась на противуположномъ концѣ и, тупо поставивъ ножки одну за другой, видимо робѣла, катясь на поворотѣ навстрѣчу отчаянно размахивавшему руками и пригибающемуся къ землѣ мальчику. Она каталась одна, но видно было, что всѣ, кто былъ на каткѣ, видѣли и помнили ее и, насколько приличіе позволяло, всѣ смотрѣли на нее и желали ея взгляда. Она вынула лѣвую руку изъ муфты и держала ее на одной правой рукѣ. Она улыбалась своему страху. Потомъ, узнавъ, вѣроятно,379 зятя и Ордынцева Левина, она сделала быстрое движение стегном и подбежала, катясь прямо к380 зятю нему брату и хватаясь за него рукой и вместе с тем с улыбкой кивая381 Ордынцеву Левину.382 Ордынцев, как награду и счастие, принял эту улыбку, он чувствовал, что мне [?] завидуют.

Если былъ недостатокъ въ этой несомнѣнной красавицѣ, то это былъ недостатокъ живости и цвѣта въ лицѣ. Теперь этаго недостатка не было. Лицо ея, строгое и прелестное, съ большими мягкими глазами, было покрыто румянцемъ, глаза свѣтились больше чѣмъ оживленіемъ физическаго движенья. Они свѣтились счастьемъ.

— Давно ли вы здесь? — сказала она, подавая383 Ордынцеву Левину узкую в темной перчатке руку. — Ах, благодарствуйте.

Она уронила платок из муфты, который поднял384 Ордынцев Левин, краснея и не отвечая. Она отвернулась оглядываясь.

— Ах да. Я вчера приехал. Я не думал вас найти здесь. Я не знал, что вы катаетесь, и прекрасно катаетесь, — прибавил он.

— Ваша похвала особенно дорога. Здесь про вас преданье осталось, что вы лучший конькобежец. И с горы как то задом.385 — Да вот и следы, — сказал Ордынцев, улыбаясь и показывая выбитый зуб.

— Да, одно время, когда был Американец [?], я имел страсть...

— Ах, как бы мне хотелось вас посмотреть.386 — Я уже давно не катался. Молодой Алабин ушел к даме и о чем-то оживленно говорил с ней.

Левин улыбался и чувствовал, что глупо улыбается.

К387 Ордынцеву Левину и Кити подбежал, ловко остановившись, молодой человек Московского света, которого оба знали.