— Да ничего, Графиня. Вся в хлопотах, в детях, в классах, вы знаете.

— Говорят, вы дурной муж, — сказала дама тем шутливым тоном, которым она говорила об гравюрах с хозяином.

22 Степан Михаил Аркадьич23 на мгновенье нахмурился, но сейчас же рассмеялся. Если от того, что я не люблю скучать, то да. Эх, Графиня, все мы одинаки. Она не жалуется.

— Ну, а что ваша прелестная свояченица Кити?

— Она очень больна, уехала за границу.

Степан Аркадьич оглянулся, и лицо его еще больше просияло.

— Вот кого не видал все время, что я здесь, — сказал он, увидав входившего24 невысокого роста коренастого военного, молодого, но почти плешивого и с серьгой в ухе Вронскаго.

— Виноват, Графиня, — сказал Степан Аркадьич и, поднявшись, пошел к вошедшему.

Твердое, выразительное лицо25 Вронскаго. Гагина с свеже выбритой, но синеющей от силы растительности бородой просияло, открыв сплошные, правильного полукруга здоровенные зубы.

— Отчего тебя тебе нигде не видно?

— Я знал, что ты здесь, хотел к тебе заехать.

— Да, я дома, ты бы заехал. Однако как ты оплешивел, — сказал Степан Аркадьич, глядя на его почти голую прекрасной формы голову и короткие черные, курчавившиеся на затылке, волосы.

— Что делать? Живешь.

— Ну, завтра обедать вместе. Мне сестра про тебя говорила.

— Да, я был у ней.