— Он смешон.

— Стало быть, не для нея, — сказала хозяйка. — Замѣтили вы, какъ она похорошѣла. Она положительно не хороша, но если бы я была мущиной, я бы съ ума сходила отъ нея, — сказала она, какъ всегда женщины [говорятъ?] это, ожидая возраженія.

Но как ни незаметно это было, дипломат заметил это, и, чтоб подразнить ее, тем более что это была и правда, он сказал:

— О да! Послѣднее время она расцвѣла. Теперь или никогда для нея настало время быть героиней романа.

— Типун вам на язык, — сказала хозяйка.

Хозяйка говорила, но ни на минуту не теряла взгляда на входную дверь.

— Здраствуйте,18 Степан Михаил Аркадьич, — сказала она,19 особенно громко, — а что встречая20 улыбкой молодого полного румяного с прекрасными красными губами прямо дер державшагося добродушного молодого человека, который входил, высоко неся белую грудь в открытом до невозможн невозможности жилете. — А ваша сестра Ана Пушкина М-me Карени Каренина входившего сияющего цветом лица, бакенбардами и белизной жилета и рубашки молодцоватого Облонского.

— А сестра ваша Анна будетъ? — прибавила она громко, чтобы разговоръ о ней замолкъ при ея братѣ. — Пріѣдетъ она?

— Не знаю, Княгиня. Я у нее не был.

И Степан Аркадьич, знакомый со всеми женщинами и на ты со всеми мущинами, добродушно раскланивался, улыбаясь и отвечая на вопросы.

— Откуда я? Чтож делать? Надо признаваться. Из Буффов. La Comtesse de Rudolstadt21 [Графиня Рудольштадт] прелесть. Я знаю, что это стыдно, но в опере я сплю, а в Буффах досиживаю до последнего конца и всласть. Нынче..

— Пожалуйста, не разсказывайте про эти ужасы.

— Ну, не буду, чтоже делать, мы Москвичи еще не полированы и терпеть не можем скучать.

Дама в бархатном платье подозвала к себе Степана Аркадьича.

— Ну что ваша жена? Как я любила ее. Расскажите мне про нее.