— Сейчас, я готовлю.

Ничего, казалось, не случилось особеннаго особенно ни утром, когда на удивительно чистом подносике, покрытом удивительно чистой салфеткой, Катюша подала ему удивительно душистый кофе и зарумяненные сдобные крендельки, ни тогда, когда Катерина Ивановна велела ей поставить это поскорей и принести кипяченых сливок; ничего не случилось и тогда, когда она за обедом принесла наливку и по приказанию Катерины Ивановны подошла к нему и своим нежным грудным голоском спросила: «прикажете?» Ничего не случилось. Но всякий раз, как они взглядывали друг на друга, удерживали улыбку и краснели, передавая друг другу все большую и большую стыдливость. Ничего не случилось, казалось, а сделалось то, что они почувствовали себя до такой степени связанными, что эту первую ночь не могли выгнать от себя мысли друг о друге. Они, очевидно, любили друг друга, желали друг друга и не знали этого. Валерьян никогда не думал о том, что он красив и что женщины могут любить его; онъ не думалъ этого, но обращался съ женщинами какъ будто былъ увѣренъ, что онѣ не могутъ не любить его. Катюша — та и совсѣмъ не позволяла себѣ думать о томъ, что она нравится ему и что она сама любитъ его. Видъ его слишкомъ волновалъ ее, и потому она не позволяла себѣ думать этаго.

Но на другой день, когда они встретились в коридоре, он хотел по прежнему поцеловать ее, но она отстранялась,9 но когда он обнял и протянул к ней губы, она помиловала его и убежала. покраснела до слез и сказала таким жалким, беспомощным голосом: «не надо, Валерьян Николаевич», что он сам почувствовал, что не надо, что между ними что то сильнее того, вследствии чего можно целоваться в коридорах.

Валерьян хотел пробыть только день, но кончилось тем, что он пробыл 5 дней и исполнил желание тетушек — встретил с ними пасху. И в эти дни случилось с ним и с Катюшей то, что должно было случиться, но чего Валерьян вовсе не желал и не ожидал. Когда же это случилось, он понял, что это не могло быть иначе, и ни радовался, ни огорчался этому.

Съ перваго же дня Валерьянъ почувствовалъ себя совсѣмъ влюбленнымъ въ нее. Голубинькое полосатое платьице, повязанное чистѣйшимъ бѣлымъ фартучкомъ, обтягивающимъ стройный, чуть развивающійся станъ съ длинными красивыми руками, гладко-гладко причесанные чернорусые волосы съ большой косой, небольшіе, но необыкновенно черные и блестящіе глаза, румянецъ во всю щеку, безпрестанно затоплявшій ей лицо, главное же, на всемъ существѣ печать чистоты, невинности, изъ-за которыхъ пробивается охватившая уже все существо ея любовь къ нему, плѣняли его все больше и больше. Такая женщина въ эти два дня казалась ему самой той единственной женщиной, которую онъ могъ любить, и онъ полюбилъ ее на эти дни всѣми силами своей души. Онъ зналъ, что ему надо ѣхать и что не зачѣмъ теперь оставаться на день, два, три, недѣлю даже у тетокъ, — ничего изъ этого не могло выдти; но онъ не разсуждалъ и оставался, потому что не могъ уѣхать.10 Зач.: Церковь была в версте от дома, а с утра в великую субботу начались разговоры о том, как ехать тетушкам: в санях или в пролетке. Решено было в санях. Валерьян сопровождал их оставался дома.

В заутреню тетушки, отслушав всенощную дома, не поехали в церковь;11 Зач: и Валерьян остался. но Катюша поехала с Матреной Павловной и старой горничной — они повезли святить куличи. Валерьян остался было тоже дома; но когда он увидал, что Катюша уехала, он тоже вдруг решил, что поедет. Марья Ивановна засуетилась.

— Зачем ты не сказал, мы бы большия сани велели запречь.

— Да вы не беспокойтесь, тетушка. Теперь и на колесах и на санях хуже. Вы не беспокойтесь, я с Парфеном (кучер) устрою. Я верхом поеду.

Такъ Валерьянъ и сдѣлалъ. Онъ пріѣхалъ къ началу заутрени. Только-только онъ успѣлъ продраться впередъ къ амвону, какъ изъ алтаря вышелъ священникъ съ тройной свѣчей и запѣлъ «Христосъ воскресе». Все было празднично, весело, но лучше всего была маленькая, гладко причесанная головка Катюши съ розовымъ бантикомъ. На ней было бѣлое платьице и голубой поясъ. И Валерьяну все время было удивительно, какъ это всѣ не понимаютъ, что она царица, что она лучше, важнѣе всѣхъ. Она видѣла его, не оглядываясь на него. Онъ видѣлъ это, когда близко мимо нее проходилъ въ алтарь. Ему нечего было сказать ей, но онъ придумалъ и сказалъ, проходя мимо нея: «Тетушка сказала, что она будетъ разгавливаться послѣ поздней обѣдни». Молодая кровь залила все милое лицо, и черные глазки, смѣясь и радуясь, взглянули на Валерьяна.

— Слушаю-с, — только сказала она.

После ранней обедни и христосования с священником началось взаимное христосованье.12 Катюша, получив свои завязанные в салфетки куличи, что то еще увязывала с Матреной Павловной, стоя у окна в приделе. Валерьян шел в своем мундире, постукивая новыми лаковыми сапогами по каменным плитам, мимо. Он шел к священнику на промежуток [?] между ранней и поздней. Народ расступался перед ним и кланялся. Он шел и чувствовал себя от бессонной ли ночи, от праздника ли, от любви ли к Катюше особенно возбужденным и счастливым. Кто узнавал его, кто спрашивал: «кто это?» На выходе из церкви среди нищих, которым Валерьян раздал денег, он увидал Катюшу с Матреной Павловной. Они стояли с бока крыльца и что то увязывали. Солнце уже встало и ярко светило по лужам и снегу. Пестрый народ присел на могилках. Старик кондитер Марьи Ивановны остановил его, похристосовался, и его жена старушка, и дали ему яйцо. Тут же подошел молодой мужик, очевидно найдя, что лестно похристосоваться с офицером барином.

— Христосъ воскресъ? — сказалъ онъ и, придвинувшись къ Валерьяну такъ, что сильно запахло сукномъ мужицкимъ и дегтемъ, три раза поцѣловалъ Валерьяна въ самую середину губъ своими крѣпкими, свѣжими губами. Въ ту самую минуту, какъ онѣ поцѣловался съ этимъ мужикомъ и бралъ отъ него темновыкрашенное яйцо, Валерьянъ взглянулъ на Катюшу и встрѣтился съ ней глазами. Она опять покраснѣла и что то стала говорить Матренѣ Павловнѣ. «Да отчего же нѣтъ?» — подумалъ Валерьянъ и направился къ ней.

— Христос воскрес, Матрена Павловна? — сказал он.

— Воистине, — отвечала Матрена Павловна, обтирая рот платочком. — Чтож, все кончили?

Минутку он поколебался; потом сам вспыхнул и в туже минуту приблизился к Катюше.