— Христос воскрес, Катюша? — сказал он.

— Воистине воскрес, — сказала она и, вытянув шею, подвинулась к нему, блестя своими, как мокрая смородина, блестящими черными глазами.

Они поцеловались два раза, и она как будто не хотела больше.

— Чтож? — сказал он.

Она вспыхнула и поцеловала 3-й раз.

— Вы не пойдете к священнику? — спросил Валерьян.

— Нет, мы здес, Валерьян Николаевич, посидим, — сказала она, тяжело, радостно вздыхая и глядя ему прямо, прямо в глаза своими кроткими девственными, любящими глазами.

Бываетъ въ сношеніяхъ съ любимымъ человѣкомъ одна минута, одно положеніе, въ которомъ особенно и лучше и дороже всего представляется этотъ человѣкъ. Такой минутой была эта для Валерьяна. Когда онъ вспоминалъ Катюшу, то изъ всѣхъ положеній, въ которыхъ онъ видѣлъ ее, эта минута застилала всѣ другія. Черная гладкая головка, бѣлое платье съ складками, такъ дѣвственно охватывающее ея стройный станъ, и эти нѣжные глаза, и этотъ румянецъ, и на всемъ ея существѣ двѣ главныя черты — чистоты, дѣвственности и любви не только къ нему, но любви ко всѣмъ, къ людямъ, — любовь благоволенія.

Валерьян отстоял и позднюю обедню и вернулся домой, как поехал, один верхом.

В этот день вечером Валерьян встретил Катюшу в коридоре и остановил ее. Она засмеялась и хотела убежать, но он обнял ее и протянул к ней губы. Она, не дожидаясь его, сама поцеловала его и убежала13 Все это было ничего. Но . В этот день рано легли спать, и Валерьян больше не видал Катюшу.

На другой день14 Зач.: он встретил ее опять в коридоре, и новое чувство, низкое чувство похоти к ней случилось, что к тетушкам приехали гости, которых надо было поместить в комнату, занятую Валерьяном, и Катюша пошла убирать эту комнату. Валерьян взошел в комнату, когда она была одна в ней. Они улыбнулись друг другу. Он подошел к ней и почувствовал, что надо делать что то. Делать надо было то, чтобы обнять ее. И он обнял ее; губы их слились в поцелуй. «Но потом что?» спрашивал он себя. Еще что то надо делать. И он стал делать, стал прижимать ее к себе. И новое, страшно сильное чувство овладело им, и он чувствовал, что овладевает и ею. Он понял, какое это было чувство. Он, не выпуская ее из своих объятий, посадил ее на постель, но, услыхав шум в коридоре, сказал:

— Я приду к тебе ночью. Ты ведь одна.

— Нет, нет, нет, ни за что, — говорила она, но только устами.

Матрена Павловна вошла в комнату и, заметив их лица, насупилась и выслала Катюшу.

— Я сама сделаю.