— Вы не сердитесь, что мы эксплуатируем вашего мужа?

Жена сказала, что рада всегда, когда я ему играю. Л. Н. сказал ей еще, что я нынче играл с большим «entrain» (воодушевлением). Потом Л. Н. сказал мне:

— Наша поездка потеряла теперь (так как Софья Андреевна тоже едет с ними) всякий смысл. Я не знаю, зачем мы едем.

Я сказал ему, что все‑таки можно надеяться, что там будет легче.

Несмотря на тяжелую атмосферу, этот вечер благодаря Л. Н. был полон какого‑то мягкого света, который как будто исходил от него и освещал все вокруг него.

Около одиннадцати часов моя жена с Хирьяковым и Димой уехали. (Жена моя живым Л. Н. больше не видела.)

Я ночевал в маленькой гостиной. Когда я пришел туда, Татьяна Львовна и Лев Львович сидели еще в столовой. Л. Н. был уже у себя и готовился ко сну. Софья Андреевна по обыкновению шумно вошла к нему и спросила:

— Что ж, мне ехать завтра или нет?

Л. Н. сказал ей:

— Как хочешь. Если хочется, поезжай.

Софья Андреевна раза три обратилась к нему с этим, но он отвечал всякий раз все одно и то же.

Софья Андреевна вышла от него быстрыми шагами, почти бегом, вошла в залу и возбужденным голосом сказала Татьяне Львовне и Льву Львовичу:

— Ну вот, вы говорите, чтобы я не ездила, а он меня сейчас все время уговаривал ехать. Как же мне теперь оставаться?

— Поезжайте, мама, — сказала Татьяна Львовна, — но я заранее вас предупреждаю, что если вы там будете скандалить, тогда я уеду из Кочетов, потому что там полон дом народу, и мне просто стыдно будет за вас…

Я, находясь между кабинетом и залой, поневоле слышал оба эти разговора.