— Зло не пропадает, а всегда возвращается на того, кто его совершает. Ужасно, если они возбудят злобу в русском мужике: а злоба возбуждается, и зло все растет, и это ужасно!
В двадцатых числах января Мария Львовна с мужем и Александра Львовна уехали за границу.
Л. Н. сказал Сергею Ивановичу и мне:
— Кантовский категорический императив — не случайное понятие, а в нем — вся сущность его философии. Все величайшие философы в своих учениях не совпадают только наружно. «Воля» Шопенгауэра, «субстанция» Спинозы, «категорический императив» Канта — это только с разных сторон освещенная одна и та же духовная основа жизни. И у величайших не научных, а религиозно — нравственных учителей их учения в главном совпадают. Учение Христа и учение Будды очень близки друг другу. Сознание долга — это борьба человека с его материальной природой. Дуализма в сущности нет. Материальное «я» — тело и вообще материя — это только ряд отношений, иллюзия, из которой в нашей временной жизни нельзя выйти. Я сознаю себя духовным существом, но я отделен от всего остального мира известными пределами, которые и суть материальный мир. В расширении этих пределов и есть сущность духовной жизни.
— Еще нынче я подумал: я скоро умру, и ясно почувствовал всю условность понятия «скоро». Для эфемерного существа этот мой остаток жизни кажется страшно продолжительным, для существа, живущего десять тысяч лет, — одним мгновением. Длинный, короткий, большой, маленький, твердый стол, мягкая скатерть — все это одинаково нереально.
Л. Н. спрашивал Сергея Ивановича об Аренском (композиторе), который очень плох (чахотка) — умирает где‑то недалеко под Петербургом. Л. Н. интересовался — сознает ли Аренский свое положение и как к нему относится.
С. И. сказал:
— Он знает, кажется, что близок к смерти, но я думаю, что лучше бы хотел выздороветь.
Л. Н. просил Танеева передать Аренскому экземпляр «Круга Чтения», на котором сделал надпись. Л. Н. сказал при этом:
— Вы, может быть, сочтете меня наивным, но я надеюсь, что ему нужна будет эта книга. Есть вещи, которые перед лицом смерти становятся ненужными, ничтожными, а есть такие, которые никогда не могут потерять свою значительность. Я чувствую, что, умирая, говорить своим палачам: «Прости им Господи, не ведают бо, что творят» — это нужно, важно; а сыграть самую лучшую симфонию или читать лучшую повесть — не нужно. Про Боткина (Василия Петровича) Машенька (сестра Л. Н.) рассказывает, что, умирая, он просил играть ему «Реквием» Моцарта — это нехорошо…
Раньше С. И. Танеев сказал Л. H.:
— Читая партитуру давно умершего композитора, вступаешь с ним в духовное общение.
Л. Н. с ним согласился и сказал, что, разумеется, то же и по отношению к чтению книг.