Тульские типографщики, бывшие у Л. Н. 31 августа, выразили желание прийти еще раз и побеседовать со Л. Н. Они оставили Черткову свою прокламацию. Л. Н., прочтя ее, ужаснулся и сказал:

— Мне, собственно, и говорить с ними не о чем — мы с ними говорим на разных языках.

Л. Н. проявляет интерес к самым разнообразным вещам. Нынче у него был какой‑то слепой, а потом он очень подробно расспрашивал Душана Петровича о способах лечения слепоты.

Мы со Л. Н. играли в шахматы. В комнате никого не было. Вдруг он сверкнул глазами и сказал:

— Александр Борисович, давайте с вами музыку сочинять!

2 сентября. Л. Н. чувствовал себя нынче неважно. Он лежал на кушетке и, лежа, играл со мной в шахматы.

Вечером явился странный гость: пожилой военный — казак, внук Епишки (Ерошка из «Казаков»), чуждый во всех отношениях человек. Л. Н. хотелось быть с ним как можно учтивее и приветливее, но это стоило ему, видимо, большого труда.

Л. Н. заинтересовали привезенные им снимки станичных, в которых Л. Н. узнавал знакомые ему типы из его кавказских воспоминаний. Л. Н. расспрашивал его о службе и говорил, что теперь при постоянных волнениях и борьбе с местным населением, вероятно, очень тяжело служить. Но он с циническим (почти наивным) добродушием сказал:

— Что ж, как начальство прикажет, туда и пойдем, то и сделаем.

Л. Н. потом, когда он уехал, ахал, вспоминая его нравственную глухоту.

По поводу его посещения Л. Н. сказал еще:

— Вот все, что тогда на Кавказе было, я все помню, а что теперь, вчера — все забыл…

3 сентября. Л. Н. опять говорил об старом немецком мистике Силезиусе. Л. Н. попросил принести его книжку (большой старинный том) и прочел вслух, сразу переводя, несколько его изречений. Между прочим, прочтя мысль: «Если бы Бог не любил в нас себя, мы не могли бы любить ни себя, ни Бога», Л. Н. воскликнул:

— Эк, как загибает!

По поводу какого‑то описания разговоров с ним Л. Н. сказал: