— Я его любил, — сказал Л. Н. о Тургеневе.
Софья Андреевна сказала, что Тургенев очень любил Льва Николаевича.
— Нет, наоборот, — возразил Л. Н. — Он скорее любил меня как писателя. А как человек я не встречал в нем настоящей теплоты и сердечности. Да он и никого так не любил, кроме женщин, в которых бывал влюблен. У него не было никого друзей.
Л. Н. спрашивал меня о моих работах, о том, сочиняю ли я музыку и говорил, как дурно, когда из себя выжимают, и как многие большие художники теряют от того, что, кончая одно сочинение, сейчас же непременно начинают новое. Л. Н. вспомнил Пушкина и сказал:
— Лучшие писатели всегда строги к себе. Я переделываю до тех пор, пока не почувствую, что начинаю портить. А тогда уже, значит, надо бросать. А портить начинаешь потому, что сначала, пока наслаждаешься своей работой пока она твоя, прилагаешь к ней все духовные силы. Потом, когда основная, первоначальная мысль все более и более перестает быть новой и становится как бы чужой, надоедает, начинаешь стараться сказать что‑нибудь новое и портишь, искажаешь первую мысль.
Получилась телеграмма от Леонида Андреева с просьбой разрешить приехать. По этому поводу Л. Н. сказал:
— Как ужасно портит незаслуженная слава, вот как слава Андреева!
Потом Л. Н. все не мог составить ответной телеграммы.
— Как ответить? «Приезжайте…» Как‑то слишком коротко. «Очень рад буду видеть» — не совсем правда. Ну, Душан Петрович, напишите просто: «Милости просим».
Л. Н. рассказал:
— Я получил нынче
— Зачем он это все писал? — сказал Л. Н., смеясь. — Жил себе на свете, и никто не знал, что он дурак, а он вдруг взял да и рассказал это мне…
Из
