От Маши было письмо От Маши было письмо — секретка от 25 февраля из Ялты (АСТ).короткое после путешествия. Она очень разочарована Крымом, очень устала от дороги, очень же беспокоится о всех нас и, видно, не весела. Надеюсь, что это с открытием настоящей весны пройдет, и ей будет хорошо. Философовы иБобринские Бобринские — семья гр. Александры Алексеевны Бобринской, вдовы А. П. Бобринского. с ней очень ласковы.

Что тебе сказать, голубчик, о своей внутренней жизни? — Не знаю, и не смею признаться, потому что не хороша та суета, к которой я продолжаю стремиться, чтоб заглушить всё, что меня теперь в жизни мучает и что так до сих пор больно. Пока говела, было лучше; а теперь опять или ищу развлеченья и всяких ощущений — или чувствую наплыв тоски и нервности, и тогда бегу куда-нибудь — вон из дому или вон из себя. Последнее время дела, слава богу, всякого много.

Хотела написать Тане, и вот написала опять тебе. Все равно, я ее тоже люблю и помню, и целую крепко. Очень рада, если вам хорошо, но я уж не люблю тишины — увы! А еще меньше люблю одиночество.

Наш дом кругом так занесло снегом, что ужас. Что же в деревне!

Ну, прощай, милый друг. Спасибо, что пишешь. Никогда я не считала более нужным для тебя отдых от людей, как именно теперь, а ты как уедешь от меня, так что-нибудь да не хорошо. Слабость твоя меня огорчает, хотя ведь лет тебе много, и хочешь, не хочешь, придется признать себя старым. Грустно это! Целую тебя и Таню. Поклон всем.

Твоя Соня Толстая.

№ 334

5 марта 1896 г. Москва

Милый друг Лёвочка, сегодня была гр.Милютина Милютина — Ольга Дмитриевна Милютина, дочь военного министра Дмитрия Алексеевича Милютина. и меня не застала, я была на уроке музыки, и теперь свезу ей сама все письма. Книг тоже получено очень много, но их не посылаю. Было сегодня открытое письмо, что вы вернетесь в субботу, и я испугалась, что не я ли вас вызвала своим вопросом. Пожалуйста, милый, если тебе лучше в деревне и ты бодрее пишешь, то не спеши для меня, я живу хорошо и очень занята, и только изредка, когда прекращу свою лихорадочную деятельность и опомнюсь одна, сама с собой, с своими воспоминаниями, своей старостью и страхом перед будущим, — мне вдруг делается невыносимо тоскливо. Но это слабость, и вообще я бодра. Только когда люди вокруг восхищаются моей энергией, так называемой, мне делается совестно, и я знаю сама про себя, что я не только не энергична, но слаба, слаба так, что могу в короткое время дойти до прошлогоднего февральского безумия, которое вспомнила с ужасом на днях, когда была на заупокойной обеднепо Нагорном по Нагорном. Н. М. Нагорнов умер 23 января 1896 г., в том самом Девичьем монастыре, который так врезался в моей памяти. — И вот всё о себе — это тоже слабость.

Сидит у меня Маня и читает твою повесть сидит Маня и читает твою повесть — «Воскресение». В Толстовском музее сохранилась рукопись, о которой идет речь. Это — копия рукой С. А. Толстой на 120 нумерованных листах (№13), заключающая первые восемь глав «Воскресения»; относится рукопись ко второй редакции романа., которую я кончаю переписывать. Серёжа играет в 4 руки увертюры Мендельсона, которые я купила, с Васей Маклаковым. Саша только что пришла из сада, где каталась на коньках, а Миша ездил верхом и теперь сел учиться. От Лёвы очень озабоченное и суетливое письмо с порученьями о присылке документов, с вопросами о том, кто приедет насвадьбу Свадьба. 15 мая 1896 г. состоялась свадьба Л. Л. Толстого и Д. Ф. Вестерлунд., с известиями о том, где она и когда будет (1-го июня по новому стилю). Всё я ему устрою, но по мере приближения этого события, — я пугаюсь и волнуюсь немножко. Большой это шаг — женитьба.

Ты мне пишешь Ты мне пишешь — Толстой писал 3 марта: «Хотел бы тебе сказать, что твое желание забыться хотя и очень естественно, — не прочно, что если забываешься, то только отдаляешь решение вопроса, а вопрос остается тот же, и всё так же необходимо решить его — не на этом свете, так в будущем, т. е. после плотской смерти. Как говорят спириты, что если убьешь себя, то придется опять жить такою же жизнью; так и в этом:
решить вопрос жизни и смерти своей и близких надо неизбежно, и от этого не уйдешь. Хотел всё это сказать тебе, да не говорю потому, что надо всё самой это пережить и придти к этому» (ПЖ, стр.501—502).
Следующее письмо от 16 мая 1896 г. не печатаем. о том, что вопрос о жизни и смерти надо решать сейчас и не откладывать, и не стараться забываться. Но ведь дело не в решении вопроса: он для меня давно решен в том смысле, в котором и ты его решаешь, т. е. в смысле вечности и бесконечной жизни в боге. Но на высоте этого настроения оставаться очень трудно, и ощущения боли потери, радости земных соблазнов, лихорадочная деятельность, — и все вообще чисто земные ощущения как сети опутывают со всех сторон, и вот где моя хваленая энергия могла бы мне помочь, а ее-то и не хватает, и в результате — тоска или суета.

Пришел Дунаев; уезжают Маня с Серёжей, писать больше нет времени. Целую тебя, мой милый друг. Таню тоже целую, всё не приходится ей писать, но я ее очень помню, и она мне часто не достает, несмотря на ее строгость ко мне. Прощай, если приедешь в субботу, буду тебе очень рада, если нет, — бог с тобой. Только не езди в метель или не совсем здоровый. Если отмените приезд, известите меня. Зачем в субботу, как бы гости не приехали. Впрочем, я отговариваю, а сама испугалась, что долго тебя не увижу.

Твоя Соня Толстая.

Прощай, теперь скоро вернешься.