Видела во сне, что умерла Таня, и ее везут в телеге женщины, и она завернута рогожами. Ужас просто, проснулась точно вся сильно больная, так билось сердце и рыданья в горле.
Писано в Рязанскую губ. В Ежедневнике С. А. Толстой пол 11 июля помечено: «Поехали в Бегичевку Таня и Лев Николаевич». Настоящему письму предшествуют три других от 5 и 26 мая и 16 июня; их мы не печатаем.
№ 293
10 сентября, вечер, 1893 г. Москва
Сейчасполучила от вас письма получила от вас письма — письмо Толстого от 9 сентября (ПЖ, стр.451) и письмо Т. Л. Толстой от 8 сентября. , и сейчас же отвечаю и тебе, Лёвочка, и Тане, и вообще всем, хотя мало что можно рассказать об одном, прожитом в Москве, дне.
Встали все рано,Павел Петрович Павел Петрович — П. П. Кандидов (р. около 1868 г.), окончил московский университет, был репетитором у Толстых; позднее — чиновник особых поручений, с 1910 г. акмолинский вице-губернатор, в 1916 г. — вятский вице-губернатор. не ночевал дома, и задержался у какого-то товарища, споря о толстовских идеях. Я ему советовала беречь свою душу, не тратя ее в бесполезных прениях. Странный он человек: ребячливый и неотесанный, но с хорошей натурой.
Как меня поразилатвоя записочка к Андрюше
твоя записочка к Андрюше. Толстой писал 9 сентября: «ходя за грибами, думал об Андрюше, об его отношениях с тобой и о том, как тебе тяжело, главное, от принятого им недоброго тона, когда ты обращаешься к нему»., милый Лёвочка! Только что, ну, несколько минут перед этим, он мне отвечал грубым тоном и между нами произошло столкновение. Кажется, записка и это совпадение произвели на него некоторое впечатление. Утром ездила везде неудачно, не заставая никого, не находя ничего, что нужно. Учителя скрипки искала, спросилаГржимали
Гржимали — Иван Войтехович Гржимали (1844—1915), чех, скрипач, заслуженный профессор Московской консерватории., он только указал на одного из молодых профессоров, которого очень хвалил, а именноСоколовского
Соколовский — Николай Николаевич Соколовский (ум. 1919). , у которого я и была сегодня же вечером. Но цена меня ужаснула: 5 рублей за час, и это он уступил, а обыкновенно он берет 10 руб. Не знаю, на что решиться.
Дальнейшие мои поездки сопровождались такими болями в кишках, что я решила раньше ехать домой и дела отложить. С трех часов сидела дома, обедала с детьми; после обеда приехал директор типографии, а артельщик исчез, деньги запер и явился ко мне уже поздно, мертвецки пьяный. В первый раз я его видела в таком виде, и когда он протрезвится, то я ему сделаю строгий выговор и погрожу тем, что разочту. Мне всё время завидно всем вам, что вы в деревне, а я здесь, и никогда мне не было так безотрадно, как этот раз. Ни к чему не могу приложить души, ни к воспитанью мальчиков, ни к изданию, ни к делам, — всё кажется не для чего. Но это, вероятно, пройдет. Андрюша вообще ужасно неприятен и со мной, и с Павлом Петровичем, и с Мишей, и с собакой, которая очень здесь несносна; лезет всюду с недоумением, скучает, голодает, гадит. Я очень жалею, что взяла её.
Как хорошо, что тепло; вчера Дунаев говорил, что в Нижнем он читал у своего знакомого доктора медицинский журнал и был поражен описанием нервно-желудочного катарра, до чего это картина Лёвиного нездоровья. А лечение главное — укрепляющее нервы. Вот и хорошо, что Лёва может теперь брать ванны; хоть бы бог дал подольше тепла!
Теперь о масле. Я очень прошу Дуняшу сходить к скотницам посмотреть, как они бьют и моют масло и научить их. Мне отпустили такую мерзкую, жидкую, кислую гадость вместо масла, что бросить надо. А жаль добра: 8 ведер молока дают коровы в сутки. И Ивану Александровичу скажите. — Извините за такое поручение.
Сейчас снесем письма и зайдем к Елене Павловне с мальчиками. Прощайте, целую всех. Я не в духе оттого, что живот мой что-то расстроен и воздух грозовой, завтра напишу получше.
С. А. Толстая пометила: «Письма из Москвы, где я была с учащимися сыновьями, в Ясную Поляну, где оставалась с Львом Николаевичем остальная семья».
