* III.
ОТЪЕЗЖЕЕ ПОЛЕ.

Это было168 еще до Тильзитского мира. Русские в первый раз были за границей. Люди жили не так как Новые Котлы. Многие проводили у него все лето, многие уже приехали, других ждали. По обыкновению в четверг ездили в город закупать провизию, отвозить письма и привозили почту, французские журналы, письма и Московския ведомости. — Перед вечером докипала последняя работа уборки на гумне и в поле. Управляющий, прикащики, старосты, десятник верхами и пешками сновали около скирдов и в поле, обозы в сотни лошадей гремели пустые в пыли от гумна и поскрипивая и покачиваясь качались навстречу пустым телегам. Мужики ждали, что их отпустят после осьмого раза, и умышленно медлили, управляющий хотел натянуть 9 й раз и мечтал о 12 скирде.

Два охотника звали в рог к котлу, и стая в 150 собак выла и лаяла на звук рога, один мешал лопатой в корытах. Бабы с песнями и серпами на плечах шли хороводами с жатвы и вязки, на дворне в больших 12 ти домах дворовых собирали пригнатую скотину. Табуны и стада приближались к усадьбе в облаках пыли. Пастухи и подпаски со всех ног метались, удерживая скотину от полей, мимо которых гнали. Плотники, строившие винокурню, спорили с Жидом рядчиком, сдавая работу. Наездник на золоченых, из прутиков сделанных дрожечках, с заметанным комами пыли лицом, докуривая трубочку и спустив ноги, возвращался с бегу на молодом взмылившемся сером жеребце, сыне Атласного, сына Кролика, сына Сметанки. Жеребец, тонкой, еще несложившейся 4-леток, мотал головой и хвостом и ступал точно прихрамывая. Дворовая румяная красивая девушка с холстами прошла по дороге и остановилась, чтоб дать дорогу наезднику, наездник с дрожек щипнул ее, и неожиданно улыбнулся [1 неразобр.] своего усатого лица.

В кухне повар и два поваренка в белых колпаках сбирались готовить ужин, а до этого затеяли игру в орлянку в саду с лакеями приезжих господ. В приспешной ставились два самовара. В девичьей шили, пряли и прислушивались, не позовет ли барыня, человек 12 ть девушек. Одна из них лежала на сундуке и плакала, другая смеялась в окно с подошедшим молодым лакеем. Старушка Графиня, мать Графа, раскладывала в своих покоях карты, у ней сидели три старушки. Сестра Графа, вдова, поила чаем в своих покоях двух зашедших с кружками монахов. В отделении гостей человек 8 мь были по своим комнатам, кто читал, кто играл в карты. На детской половине Немец Гувернер ссорился с Французом, a дети, внучки Графа от умершего сына, докончивали заданный урок перед чаем. Другой сын Графа, холостой, поехал кататься с гувернанткой. Сам Граф Никита Андревич Андреевич только проснулся после послеобеденного отдыха и умывался водой со льдом.

Кн Князь Василий Иларионычь был сын вельможи и сам занимал очень, очень важное место в службе; но три года тому назад он подал в отставку и уехал в деревню. О нем жалели, говорили, что и так мало людей в России, а чтож будет, когда все так будут во всем отчаяваться и все бросать. Другие говорили, что он прекрасно сделал удалившись. — Он почувствовал, что место это ему не по силам, — говорили они. — Этого еще мало, что он честен и храбр. Отчегож не сказать слово: он неспособен. Хотя и добрый и честный малый. — Самые недоброжелательные люди как будто робко и неохотно бросали малейшую тень на этого Кн Князя Василия Иларионыча. Он был так богат, принадлежал к такой знати, был так храбр и, главное, так был прост, ровен и безобиден, непритворен в обращении, что осудить его было опасно. —

Впрочем говорили о нем первое время; потом забыли. Забыло большинство петербургское, то общество, которое не только наслаждается и умеет наслаждаться современным успехом минуты, но которое эту только жизнь считает достойной названия жизни. В числе этих борящихся, торопящихся и успевающих людей Петербурга был один человек, который живо вспомнил о Василии Иларионыче, пожалел о нем и захотел спасти его из той тины и с той тины

Человек этот, Иван Телошин, как его звали в свете, был женат на богатой Кузине Князя Василия Иларионыча. В осень 1863 года Телошин почувствовал часто повторяющуюся боль в правом боку. Он, очевидно, несмотря на свое каменное сложение, переработал. Ему надо было отдохнуть. Именья — огромные именья его жены — находились в той же губернии, где жил Василий Иларионычь. Уставные грамоты не все были составлены и разверстаны по разным местным условиям, име имели особую важность. Ему надо было самому быть там. Князь Василий Иларионычь в предполагаемом в будущем устройстве Комитета мог быть важной поддержкой, а потому Телошин вместо Ниццы решил поехать на осень в Т. губернию.

Василий Иларионычь звал его к себе года два тому назад, шутя, проездить вместе отъезжее поле.

— Он мне истинно жалок! И мы поедем к нему, ежели ты согласна, Зина? — сказал он жене.

Я очень рада, — сказала Зина. — И они поехали. Князь Василий Иларионычь был старый — или скорее стареющийся холостяк. —

Блажен....................................

...................................................

Кто постепенно жизни холод

С годами вытерпеть умел.