Тот, кто в 40 лет не понимает всей глубины значения этого стиха, тот и не испытает этого тяжелого жизни холода и той борьбы за жизнь, когда мы начинаем ощущать этот жизни холод, который тем сильнее чувствуется, чем больше хорошего, любимого всеми было в молодом человеке. —
— К чему мне почести? К тому, чтобы не иметь ни минуты покоя, ни минуты своей? Влияние [на] искоренение злоупотреблений! (тогда еще было то время, когда все воображали, что единственное призвание человека состоит в искоренении злоупотреблений). Я накажу 10 мошенников, а в это время 20 новых обманут меня? К чему? — Любовь женщины, женитьба. К чему? Чтоб страдала жена, болели дети и я сам за них? К чему? Богатство? Боже мой, ежели бы кто научил меня, как жить без богатства, как бы я был счастлив. Богатство к тому, чтоб видеть, как вокруг тебя вьются подлецы, воры — одни подлецы — с тем, чтоб одному украсть 10 к., а другому 10 т. р. К чему все? Гадость, грязь, обман... Лучше не трогаться и оставить их, только бы они меня оставили в покое с моим стаканом чая, рюмкой вина, с окном моим на сад, камином зимою, с книжкой глупого романа (и там люди, да не живые). Есть, правда, два человека не глупые и не подлые, да и то не надолго. И тех дай Бог видеть поменьше. Ну a осенью и до порош охота. Был бы зверь, тут люди мало мешают. И люди даже делаются милы. Было время, когда все это было хорошо. Тогда у меня были и зубы и волосы все, и глуп я был, а теперь к чему? Желудок плохо варит — а тут смерть — вонь и ничего. К чему?
Так думал большей [частью] Василий Иларионычь до завтрака и перед обедом, да и вечером и после завтрака немного веселее представлялась ему жизнь. Редко, редко в известные поры дня и года, особенно осенью, находили на Князя Василия Иларионыча минуты радостного расположения духа.
Только170 три явления
Василий Иларионычь лежал, как он и проводил обыкновенно целые дни, с ногами на диване в своем кабинете и читал роман, когда Англичанка гувернантка с воспитанницей вошли в комнату. Василий Иларионычь помотал ногами в знак того, что он знает, что надо было встать, и
— Совсем не рад! Вовсе не рад, — сказал Василий Иларионычь171 получив письмо Телошина. Вас. Ил. обращался к
— Пріѣдутъ сюда эти петербургскіе вельможи и франты съ женою, говорилъ онъ за чайнымъ столомъ, обращаясь къ 40-лѣтней Англичанкѣ, но взглядывая на 15-лѣтнюю воспитанницу, отъ которой, несмотря на молодость ея, онъ, видимо, больше ждалъ оцѣнки и пониманія своихъ словъ.
Да не подумает читатель, что Василий Иларионычь был влюблен или имел похожее на начало этого чувства к своей воспитаннице, хотя полное жизни, крови и мысли подвижное молодое лицо воспитанницы и могло возбудить подобное чувство. Напротив, Василий Иларионычь каждый день говорил себе, что он сделал глупость, взяв к себе эту девочку, которая, как и вся нынешняя молодежь, Бог знает с какими мыслями и в сущности дрянь. —
— Вовсе не рад! Привезут с собой всю эту Петербургскую сплетню и мешать мне будут. Все надо их занимать. Только уж этого никак не будет. Хочет он жить — живи, а я в Нарежное иду172
Иду — охотничий термин, иду с охотой.
го
Сентября. Уж вы пожалуйста, мистрис Джонс, приготовьте им там верх и все. Вы это умеете.
<— Очень жаль бедного Илариона, очень мне жаль. Все бросил — хандрит. Озлоблен на все и впадает, сам того не замечая, в эту гадкую и грязненькую жизнь старого холостяка — собачника. Да, собачника. И кто же? Князь Иларион — сын Князь Василья Иларионыча. — Занимая такой пост и при дворе.... и вдруг все бросить — непонятно! Вы знаете, что мы с женой едем к нему нынче осенью. И я надеюсь поднять его. У нас и так мало людей в России, чтобы пропадали такие люди как Иларион... Я беру отпуск. — Мне
Так говорил молодой тайный советник — значительное лицо Петербурга, обращаясь к Генерал-адъютанту, сидевшему у него в кабинете.
— А вот и Зина. Ты меня извини. Мы должны быть у
— Ежели вы его не вытащите из его берлоги, — сказал
— Да, очень жалко его, — сказала она.
